Она немного подумала.
— Возможно, с разгона ладонями. Или…
Дункан решил не темнить:
— Не похоже на морду собаки?
— Собаки?
— Черт бы драл этого доктора, пес родился в ту же ночь в подвале госпиталя.
— Этот мрачный ротвейлер?
— Он самый.
— Вы его допросите, сэр?
— Прекратите, Лиза, у меня из головы нейдет, что мы сейчас могли в морге осматривать ваш труп.
— Прошу прощения, это нервное. Пес… вряд ли меня теперь чем-нибудь удивишь… пес мог видеть ту фотографию, когда она лежала на стуле. И платок в открытой сумочке был доступен.
— Вы брали с собой в дом Ванлейнов оружие?
— Не брала.
— Теперь берите и носите под свитером за поясом.
— Да, сэр.
— От походов по наркоместам я вас отстраняю.
— Поняла, сэр.
— На улицу в ближайшие дни ни шагу. Утром и вечером вас будет отвозить «наше» такси. А сейчас поплавайте полчаса, у выхода из раздевалки вас будут ждать наши сотрудники, отвезут домой.
Утро выдалось тусклым, придавленным от дождевых облаков — низких, но им словно хотелось опуститься еще ниже и сесть прямо на голову.
И в голове Дункана была тусклая пустота.
Вчера вечером они с Коннерсом раскладывали факты по полочкам, перекладывали, и от этих «пере» почувствовали, в конце концов, что все эти полочки в разных местах. Его старший коллега примерно так и сказал — «не удается сложить конструкцию».
И единственный козырь сейчас — Лиза.
Плюс ощущение, что они используют ее как приманку.
Дункан плохо спал, а приехав на службу, чувствовал себя несобранным и замечал, что в разговорах с людьми у него вспыхивает беспредметное раздражение — вот именно, он хочет думать, и не может, потому что все предметы на полочках, которые в разных местах.
Поздно вечером позвонила дочь с увлекательным сообщением: «Представляешь, мамашка выходит замуж! За своего бывшего однокурсника. Представляешь, они тихо любили друг друга все эти годы, не смея признаться. Романтика, папашка, жизнь продолжается!»
Вчера у Лизы она чуть не закончилась.
Жизнь продолжается…
Чья и где?
Дункан не сразу взял трубку на сигнал телефона, и сначала потянул руку к служебному, но вдруг понял, что работает другой аппарат — вызов идет от Людвига.
Подземная парковка, колонна по пути на выезд… до этого петли по городу — он абсолютно уверен, что никто на хвосте не висел.
Хлопнула задняя левая дверка, машина сразу прибавила и выскочила наверх, чтобы слиться с другими в потоке.
— Здравствуйте, сэр.
Словно сзади стало теплее.
— Здравствуйте. Вы в порядке?
— В полном, сэр.
Дождь запустился уже всерьез, капитан включил щетки.
— Хочется, наверное, туда, где песок и море?
В зеркале мелькнула белозубая улыбка:
— Хочется.
Так произносят еще, когда кто-то ждет.
Дункан через зеркальце улыбнулся в ответ:
— Ничего, поедем. Может быть, пригласите меня как-нибудь в гости.
— С большим удовольствием, сэр.
Надо было отрулить от потока в спокойную сторону.
Людвиг подождал, пока капитан с этим справился.
— Дело, сэр, приняло странный оборот. Там, в Майами, ведь взяли большую партию?
— И курьеров. Дошла информация, значит?
— Быстро дошла. Но только не испугала.
— Расскажите подробнее.
— Подробностей мало, сэр. Но только мне удалось сдружиться с халдеем одного из боссов. Парень любит выпить тайком, а я составляю компанию.
— Хороший ход.
— Босс, понятное дело, иногда болтает. Тем более что парень этот ему дальний родственник. Но очень тупой.
— Ну-ну?
— Он мне и рассказал про дела в Майами. Здоровый, а хмелеет от чепухи. Рассказал с бравадой, дескать полицейские думают — перерезали им здесь кислород, а перерезать нельзя. И глупой рожей своей дал понять, он кое-что знает.
Еще так многозначительно произнес: «Джино…» — и помотал пальцем в воздухе.
Дункан тормознулся без всяких причин и чуть не выругался от нервной бесконтрольной реакции.
— Что, сэр? Опять это имя?
— Не могу вам толком ничего объяснить — мы еще сами не разобрались, но «Джино» — какая-то реальная фигура.
— Сэр, что если мне применить к этому халдею «гамус»?
«Гамусом» в их полицейской терминологии назывался психотропный препарат с длинным и мудреным названием, обретший с чьей-то легкой руки мирное аграрное наименование.
