Однако через несколько дней меня пригласил к себе помощник командующего округом по снабжению комдив А. А. Ошлей.
— Товарищ Шебунин, вы, кажется, учитесь на втором курсе вечернего факультета Академии имени Фрунзе, — сказал Ошлей. — Переходите-ка, дорогой, на основное отделение… Я дам записку к товарищу Корку, он прикажет оформить перевод, сможете больше заниматься и спокойно окончите академию.
Посвятить все свое время учебе было заманчиво, и я согласился. Перевод с вечернего на дневное отделение не вызвал затруднений: начальник академии комдив А. И. Корк, оказывается, запомнил меня еще с той встречи, когда у нас с комкором Ракитиным вышла распря из-за сапог.
Академия имени М. В. Фрунзе дала мне хорошую теоретическую подготовку по различным военным дисциплинам. Позднее, уже в годы Великой Отечественной войны, знания, полученные в академии помогли мне более грамотно управлять тыловым хозяйством в очень сложных условиях в периоды отхода и наступления наших войск.
В мае 1937 года я окончил академию и снова был направлен за назначением в штаб Московского округа. Командовавший им в то время Семен Михайлович Буденный принял меня приветливо. Он знал, что на учебу в академию я ушел из окружного продотдела, что имею кое-какой хозяйственный опыт, и предложил мне быть главным интендантом — так тогда называлась должность заместителя командующего по снабжению. Поблагодарив за доверие, я честно признался, что мечтаю уехать в строевые части, и попросил дать хотя бы полк — я имел тогда звание комбрига. Но командующий округом не стал меня даже слушать. Пришлось принимать дела.
В подчинение главного интенданта МВО в то время входило несколько служб: вещевой, продовольственный, коммунально-эксплуатационный отделы и строительство. Первым серьезным испытанием для интендантской службы Московского военного округа явилась война с Финляндией, развязанная реакционным правительством Рюти.
Зима 1939/40 года выдалась на редкость морозной. Потребовалось заготовить большое количество теплых вещей, чтобы одеть наши войска, сражавшиеся в заснеженных лесах Карельского перешейка. Вся страна посылала тогда на фронт теплые вещи — подарки для красноармейцев. Мы, хозяйственники Московского военного округа, тоже участвовали в снабжении Северо-Западного фронта. Кроме того, на интендантство возлагалось обеспечение лыжных батальонов, которым предстояло действовать в качестве десантников в тылу противника. Ежедневно на фронт отправлялся один полностью экипированный батальон лыжников. В январе и феврале 1940 года на фронт ушло около шестидесяти таких подразделений. Все они отлично проявили себя в период боевых действий и оказали серьезную помощь фронтовым частям своими внезапными ударами по тылам врага.
Снабженческий аппарат Московского военного округа под руководством первого заместителя командующего округом комдива Ивана Григорьевича Захаркина много сделал, чтобы обеспечить десантные войска обмундированием и провизией в виде сухих пайков.
Период боевых действий на Карельском перешейке явился для хозяйственников МВО серьезной школой. В это время выявились и наши большие возможности, и серьезные недостатки в организации интендантского дела. Изменить коренным образом что-либо в интендантской службе нам, к сожалению, так и не удалось: страна и армия стояли на пороге войны с гитлеровскими захватчиками.
С наступлением летней жары семьи работников управленческого аппарата округа обычно переезжали из Москвы на дачу в Серебряный бор, считавшийся тогда пригородом.
В субботу 21 июня многие мои сотрудники, как всегда, собрались на дачу. Работа в штабе округа по субботам оканчивалась часов в пять, затем там оставались только оперативные дежурные. Так было и в тот субботний день.
Прямо с работы я уехал в Серебряный бор. Вечером мы с женой отправились на дачу к И. Г. Захаркину, с семьей которого у нас давно установились теплые дружеские отношения. Супруга комдива — Лидия Михайловна — была доброй, гостеприимной хозяйкой, и у Захаркиных частенько собирались наши общие знакомые и сослуживцы.
В тот вечер, я хорошо запомнил это, все выглядело как-то необычно, начиная с того, что не было никого из товарищей. Настроение у меня и у Ивана Григорьевича было далеко не радужное. Жены заметили нашу озабоченность и удалились в другую комнату, не желая мешать беседе.
