Цинния и Пакстон посмотрели на бармена как на человека, давно находящегося в Материнском Облаке и лучше знающего, что здесь к чему. Он просто пожал плечами:
– Ничего не понимаю.
Пакстон решил завтра спросить об этом у Дакоты. Возможно, какая-то неисправность. Нежность, которую он только что испытывал к Циннии, рассеялась как дым, он снова вспомнил о трупе на трамвайных путях и подумал, что одного этого воспоминания достаточно, чтобы не уснуть в эту ночь.
Кровь. Лицо трупа. Отсутствие выражения на нем. Бесформенность мертвого тела.
Рядом с этой картиной вопросы о точке на схеме и об открытой дверце на автомате Облачной Точки представлялись гораздо менее важными.
Пакстон все взвесил. Вопросы донимали его, как назойливые мухи. Надо было прихлопнуть их или, по крайней мере, попробовать.
– Хочу вас спросить, – сказал он.
– Валяйте.
– Я вас сегодня видел.
Цинния не ответила, поэтому Пакстон повернулся к ней. Глаза у нее были широко раскрыты. Она, казалось, замерла на своем табурете, и, если бы он слегка подтолкнул ее локтем, она бы упала и, как стекло, рассыпалась на мелкие осколки.
– Вы шли из вестибюля в коридор, где туа- леты.
– И?..
– Да ничего, я просто хотел узнать… Мне потом пришлось зайти в туалет помыть руки, а дверца на автомате Облачной Точки оказалась открытой. Вы не видели там кого-нибудь возле автомата?
Цинния шумно выдохнула и кивнула:
– Я это тоже заметила. Я хочу сказать, тут половина вещей изломана.
– Да, – сказал Пакстон. – Может быть. Это странно. Как будто кусок пластика застрял или чего-то такого. Я дал знать начальству.
Рука Циннии, лежавшая на барной стойке, сжалась в кулак, она повернулась на табурете от Пакстона к выходу из бара. Он вдруг пожалел о сказанном. Что она могла подумать?!
– Простите, – сказал он. – Я не следил за вами, вы не подумайте. Просто… Простите. Мне не следовало спрашивать. – Он прижал ладони к вискам. – Ну и денек выдался.
– Эй, – сказала Цинния.
– Да.
– Все в порядке?
– Нет.
Цинния кивнула:
– Не хотите немного погулять?
– Конечно, – сказал он.
Они допили, что оставалось, и молча вышли из бара. Цинния, судя по всему, знала, куда идет. Они прошли по променаду к лифтам общежития «Клен» и вошли в пустой лифт. Цинния провела часами перед датчиком, и номер ее этажа появился на панели. У Пакстона кольнуло в груди. Цинния прислонилась к стене, глядя перед собой с выражением человека, отправляющегося на войну.
Пакстон не считал себя самонадеянным, но тут решил, что основания для надежд появились.
Они подошли к двери ее комнаты, и она открыла ее, проведя часами перед сенсором. Вошли. Свет не горел. Лучи заходящего солнца едва проникали сквозь матовое стекло окна, в комнате стоял полумрак. Потолок закрывали внахлест полосы ткани под гобелен всех цветов радуги, и Пакстон подумал, что знает о Циннии то, что можно узнать, только побывав в ее комнате. Он был сантиметров на двадцать пять выше ее, но вдруг почувствовал себя ниже, как если бы она вдруг выросла, заполняя собой пространство. Он взял ее за руку, наклонился и поцеловал в губы. Она ответила поцелуем, сначала нежным, затем энергичным, затем положила обе ладони ему на грудь и толкнула. Пакстон упал на матрац, который уже был разложен.
Цинния
Хорошая новость – секс удался. Пакстон не довел ее до безумия, но он честно старался. Он не сдавался. Он даже приблизился к этому. И это было лучше, чем то, что ей удавалось испытать в последнее время. Она дала ему почувствовать трепет и судорожный выдох. Он это заслужил.
Они даже немного посмеялись, впервые оказавшись в положении, когда непривычные к чужому телу и ритму партнеры знакомятся друг с другом на ощупь, сталкиваются телами, останавливаются и начинают сызнова.
Потом лежали, обнявшись, на тонком матраце, пытаясь найти удобное положение. Потом голый Пакстон сел, глядя в сторону, но пытаясь повернуться к ней.
– Извини, – сказал он. – Пойду, пожалуй, к себе. Ничего против тебя не имею, совершенно ничего, но не могу спать рядом с другим человеком. У меня слишком чуткий сон. Да и матрац маловат для двоих…
Циннии стало досадно. После секса она любила спать рядом с партнером, ощущать его близость и тепло. Это давало ощущение безопасности, что само по себе было смешно, поскольку она, не меняя положения, могла бы убить Пакстона десятком разных способов. Впрочем, постель могла бы быть и чуть побольше.
