В общем, жену Еня в Америку не взял. Зато взял своего младшего брата, работающего Ениным заместителем. Брат очень гордился тем, что на ковре ему приходится принимать не несколько различных поз, как всем остальным Ениным подчинённым, а всего одну – суперпозу младшего брата.
Еня братишку даже по-своему любил. Разрешал ему кататься на своём мотоцикле и использовать девушек, которых уже попользовал сам. О, эта кровная братская любовь! Кто познал тебя до самой глубокой твоей глубины?!
И вот едут Енисей с братом по американским городам и весям на своих железных друзьях, радуются жизни. И вдруг – несчастье. Будь проклята американская резиновая промышленность! И хоть чернокожая байкерская девочка уверяла, что принимает таблеточки, Еня потащил её к юристу. Зачем ему нужен американский ребёнок-мулат? Чтобы потом к Малакиеву на шоу всей толпой заявиться? Да видал он этого раздутого от тщеславия еврейчика в гробу!
Одним словом, подписала девица все необходимые бумаги, получила свои двести долларов и была такова. А Еня с братом в Москву вернулись.
Но ведь не даром в народе говорят: чем дальше в лес, тем больше стресс. Заболел Еня через какое-то время гриппом, стал бегать по врачам, а те его – на анализы. И обнаружился у Ени страшный смертоносный вирус.
Енисей испугался и разозлился. Хотел разыскать ту негритянскую девицу и жестоко отомстить. Мстительности он ещё у своего первого плешивого начальника научился. Но правосудия Еня боялся больше, чем вируса, поэтому от мечты о мести пришлось отказаться. Тем более врачи обещали, что он может протянуть лет двадцать, если будет соблюдать необходимые меры. Не хотелось бы провести их в американской тюрьме…
Идёт как-то Енисей по улице и проходит мимо храма, на который кучу денег пожертвовал. На самом деле ему только казалось, что он их кучу пожертвовал: отданная сумма не превышала и половины стоимости его пятикомнатной квартиры. Однако пол мраморной плиткой в храме выложили и иконостас доделали.
Заходит Еня в храм и видит настоятеля, которому денежные конвертики в руки давал. Опустить деньги в щёлку ящичка для пожертвований у Ени рука не поднималась. Надо же, чтобы настоятель знал, кто и сколько пожертвовал, как же иначе?
И стал Еня жаловаться священнику на несправедливость судьбы. Мол, не мог этот Бог устроить, чтобы несчастье не с Еней, а с его младшим братом произошло? Брат всегда за него отдувался, мог выручить и на этот раз. Еня ведь до девяноста лет собирался жить, уже всю старость себе распланировал. Денег сколько этому Богу отвалил, а Бог так с ним нехорошо поступил! Где же хвалёная Божья справедливость?
Слушал священник своего благотворителя молча. Слушал-слушал, а когда поток Ениных жалоб иссяк, взял да и сказал Ене всю правду-матку. Что прелюбодеяние – страшный грех, который некоторые святые отцы приравнивали к убийству. Что в сделки Бог ни с кем не вступает, и купить себе место в Царствии Небесном нельзя, если только платой не будет всецелое искреннее покаяние. Что властолюбие – тоже тяжёлый грех, и нормальный человек должен избегать власти любой ценой. Что властолюбцы всем противны, и у них не бывает истинных почитателей, а восхваляют их одни глупцы и льстецы. И много чего ещё сказал.
Еня выслушал священника с открытым ртом. Первым его импульсом было – ударить этого неблагодарного попа по лицу, но Еня, разумеется, сдержался. К тому же Еня догадывался, как поступит подлый поп, если треснуть его по щеке – подставит свою вторую щёку.
В общем, вышел Енисей из храма на ватных ногах и с обгаженной душой. «Больше в церковь ни ногой!» – думает. На следующий день заявился к своему лечащему врачу – а тот фиксирует ничем не объяснимый резкий прогресс заболевания. Уже не двадцать лет обещает – дай Бог три годочка протянуть.
Совсем Еня впал в отчаяние. На фирму свою плюнул – пускай брат там хозяйничает. Лечится изо всех сил, а состояние день ото дня всё ухудшается, болезнь уже в последнюю стадию вошла. Не сегодня-завтра сляжет больной и больше с постели уже не встанет.
Побежал опять Еня к настоятелю облагодетельствованного им храма. В глаза священнику заглядывает и, как побитая собака, жалобно скулит.