[6], – сказал священник того храма, на который предприниматель жертвовал деньги. – Если не в этой жизни, то в будущей. Господь преумножает всё доброе, что мы делаем, и ни один, даже самый маленький добрый поступок не останется у Бога незамеченным».
Наш предприниматель был расчётливым прагматиком, истинным бизнесменом, а не картонным чучелом со значками доллара в глазах. Поэтому он решил посвятить свою дальнейшую жизнь Богу и начать копить духовные сокровища взамен материальных. Молодец!
Кстати, все настоящие христиане – суперрасчётливые прагматики. Но это не мешает им быть самыми лучшими и умнейшими людьми на белом свете. Главное – хорошо уметь считать, а сердечная доброта – дело наживное!
Один индус-кришнаит украл в храме Евангелие. А дело было в канун Рождества…
Поймала вора просфорница тётя Лиза, когда он через забор перелезал, и давай скалкой охаживать. У тёти Лизы мускулы на руках не меньше, чем у Шварценеггера. Все бока индусу обмяла, да и заперла на ночь в уличном сортире, чтобы вразумился и от языческого заблуждения отошёл.
Батюшке службу Божию торжественную справлять, а Евангелие исчезло – несчастного чуть кондратий не хватил. Тут идёт тётя Лиза со скалкой, улыбается, а подмышкой у неё – Священная Книга. Вот радости-то было, когда она рассказала, как святыню от поругательства спасла!
А на улице – минус тридцать. В сортире, конечно, потеплее – надышал вор-индус, да и в дерьме процессы гниения идут, тепло выделяется. Однако ж всё равно минус приличный.
Чувствует индус – не переживёт он рождественскую ночь. Стал Кришну на помощь призывать, и тот не подвёл своего почитателя – явился прямо во плоти[7].
– Что тебе от меня надобно, человече?
Индус поклонился, как сумел, и говорит:
– О блистательный! Выведи меня из этого нужника!
А сортир новенький, прочный. Подёргал Кришна дверцу, постучал в стены и говорит:
– Сам себя в нужник загнал, сам и выводи! И меня заодно.
– Неужели ты, блистательный, не можешь покинуть нужник тем же способом, которым пришёл в него?
– У меня последнее время программа воплощения сбоит. Теперь минимум часа на три я здесь с тобой застрял. В следующий раз будь добр – призывай меня на открытом воздухе!
– Да был бы я на открытом воздухе, блистательный, ты бы мне и не понадобился!
– Вот так всегда, – расстроился Кришна, – призываете меня, только когда к стенке прижмёт. То ли дело православные – эти по любви своего Бога призывают, а не тогда, когда в нужнике на морозе застрянут.
– Так я тоже могу их Бога призвать! – обрадовался индус. – Может, у него программа не сбоит?
– Не получится, – цокает языком божество. – Он – Бог любви. Призовёшь Его не по любви – вообще пол под тобой провалится, и утонешь в дерьме.
Подумал индус и говорит:
– А я его не по прошлой любви призову, а по будущей! Если Он меня от холодной смерти в нужнике спасёт, разве я Его не полюблю? – И как запоёт: – Рождество Твое, Христе Спасе, ангелы поют на небесех, и нас на земле сподоби чистым сердцем Тебе славити!
А тётя Лиза стоит на службе. Внешне-то она вроде как радуется, что Бог во плоти родился, но в душе переживает, что замёрзнет насмерть темнолицый воришка. Только в разгар рождественской службы храм покидать – грех немаленький.
«Лучше уж тако́й грех на душу взять, чем человека, пускай даже иноверного расхитителя святынь, лютой смертью заморозить!» – не выдержала просфорница и бегом из храма прямо к сортиру. Отодвигает шпингалет, а индус выскакивает, ей на шею бросается и кричит:
– С Рождеством тебя, матушка! – А потом дверь сортира захлопывает и шпингалет поворачивает.
– Ты чего? – удивляется тётя Лиза.
– Этого не выпускайте! – просит индус. – Пусть ещё дерьмо понюхает, раз ничего-ничегошеньки не может!
– Беса-то, который из тебя вышел? – улыбается тётя Лиза. – Да ни в жисть не выпущу! Ему там самое место!
И пошли они в великой радости – петь хвалу Богомладенцу Иисусу, Господу нашему.
