Хэл знал, что потом появятся и другие птицы.
Мертвец покачивался под легкими дуновениями ветерка. В этих небрежных движениях было что-то жуткое.
Стоя в растоптанной грязи дороги, Хэл смотрел, как кружится и качается тело, и пытался собраться с мыслями. Ужас и тоска одолевали его.
Отвернувшись от повешенного, он снова пошел по следу и обнаружил, что всадники заспешили: подковы глубоко вдавливались в грязь, оставляя четкие, хорошо различимые следы. Кавалькада пошла галопом.
Сойдя с тропы, Хэл подался в сторону и поднялся на холм, изучая очертания открывшихся перед ним пространств, затянутых легким утренним туманом.
Он проскальзывал меж стволов, продирался через кустарник, и лишь спустя несколько часов после рассвета снова оказался в небольшой каменной пещерке, которая дала приют ему и его спутникам.
Гоблин-чердачник и Енот, обнявшись, чтобы согревать друг друга, спали в самой глубине пещерки. Остальные трое примостились перед выходом и, спасаясь от утреннего холодка, завернулись в одеяла.
— Значит, ты вернулся, — сказал Джиб, когда он предстал перед ними. — А мы уж думали, что-то случилось. Молено развести костер?
Хэл покачал головой.
— Мы должны двигаться, — сказал он. — Двигаться не мешкая и уходить как можно дальше. Нам нужно покинуть эти места.
— Я побродил тут, — возразил Джиб, — и набрал трутовника из сердцевины упавшего дерева. Он почти не дает дыма. Мы замерзли, проголодались и…
— Нет, — твердо сказал Хэл. — Надо уходить пока не поднялась вся округа. Гостиница и конюшня сгорели. Ни следа хозяйки дома, которая пряталась в подвале, а владелец гостиницы висит на дереве. Скоро тут начнутся усиленные розыски. К тому времени мы уже должны быть за много миль отсюда.
— Пойду будить Енота и гоблина, — сказал Джиб, — и двинемся в дорогу.
Этот день измотал их основательно. Они шли не останавливаясь, стараясь покрыть как можно большее расстояние. По пути им попалась только одна хижина, где жил лесоруб. Пришлось обогнуть ее по широкой дуге. Они не останавливались даже для того, чтобы поесть или передохнуть. Корнуэлл беспокоился о девушке, но, казалось, она без особых усилий держалась наравне со всеми и не жаловалась.
— Может быть, ты еще пожалеешь, что пошла вместе с нами, — как-то заметил Корнуэлл. Но она лишь мотнула головой и ничего не сказала, ибо берегла дыхание для непрестанных подъемов и спусков, которые они старались побыстрее миновать, избегая открытых пространств.
Наконец, едва только сгустились сумерки, они остановились на отдых. Укрыться в скалах на этот раз им не удалось, и они расположились на сухом берегу ручья. Весной он очевидно превращался в бурный водопад, выбивший чашу в камнях, окруженную с трех сторон высокими стенками берегов.
За столетия поток, который нес с собой гранитную крошку, проточил мягкий известняк до твердых слоев базальта. В центре чаши, куда весной падал водопад, стояло теперь небольшое озерцо, а по краям была сухая галька.
Они развели костерок поближе к каменной стенке. От утомления почти не говорили друг с другом, и с волчьей жадностью набросились на еду. Лишь насытившись, расселись они вокруг огня и стали разговаривать.
— Ты уверен, — спросил Корнуэлл у Хэла, — что эта компания — люди Беккета?
— Точно я, конечно, не знаю, — ответил Хэл, — но кто еще это мог быть? Лошади у них подкованы, а караванщики не подковывают своих лошадей, да и пользуются чаще всего мулами. И кто еще, спрошу я тебя, мог бы так жестоко и бессмысленно мстить невинным людям?
— Они могли и не знать, что их жертвы не имеют к нам отношения, — сказал Корнуэлл.
— Конечно, — согласился Хэл. — Но в том-то и дело, что они заранее считали их виновными. Скорее всею, они пытали хозяина гостиницы, но он ничего не смог им сказать, и они повесили его. Жена его, наверно, так и сгорела в погребе, когда они подожгли гостиницу.
Он взглянул на Мэри, сидевшую по другую сторону костра.
— Простите, мисс, — сказал он.
Вскинув руки, она запустила пальцы в волосы.
— Извиняться не стоит, — сказала она. — Я скорблю по ним, как жалела бы и любого другого человека. Они не заслуживали такой смерти, и мне жаль их, но они, оба они, значили для меня меньше, чем ничего. Не жалей я их, я бы даже сказала, что они заслужили свою судьбу. Я боялась их. Каждую секунду в гостинице я испытывала страх перед ними. И женщина была не лучше. Характер у нее был ужасный. По малейшему поводу она могла запустить в меня головней. Все мое тело в следах от побоев, сплошь синяки, даже черные есть…
