Умар встал с колен и, не глядя на изумленных его речью спутников, отправился домой, не отвечая на поклоны и приветствия встречных прохожих. Сегодня он совершил свой последний грех — ходил к гадалке Фатиме, что жила у Северной стены в жалкой лачуге, но славилась тем, что никогда не ошибалась в предсказаниях. Он отдал гадалке два огромных бриллианта, и лишь тогда она согласилась ответить на его вопрос. Ответ уместился в пять слов: «Ты умрёшь сегодня после заката». Купец долго стоял у ворот лачуги, а затем, решившись, направился в самый бедный район Багдада.
Луна была полной. Как обычно в этот месяц над ладонью великана по имени Тамхиги-и-дур — от каменных пальцев Обители снегов до запястья Эритрейского моря. Прихрамывая, Зайнетдин подошел к воротам и, обнаружив их открытыми, изрядно удивился. Оглядываясь по сторонам, прошел по огромному пустому двору и поднялся по ступенькам на веранду. На маленьком столике стояла неубранная полупустая пиала с остывшим чаем. Слуг нигде не было видно, даже собаки и те не лаяли во дворе, почуяв чужого. Зайнетдин поудобнее перехватил свою палку, ощерившуюся раскаленным углём львиной пасти, и шагнул в дом. Прошел по освещенной свечами дорожке в дальнюю комнату, остановился, прислушиваясь к полной тишине у лестницы, убегавшей в подвал, и стал осторожно спускаться вниз, готовый в любой момент отразить нападение. В подвале ярко горели свечи, а у большой деревянной бочки рядом с закрытой дверью стоял хмурый, обрюзгший купец Умар. В руках он держал меч — неумело и неуклюже.
Зайнетдин облегченно выдохнул и улыбнулся. Купец. Меч. Всего-то…
— Умр-и-и-и-и! — выкрикнул Умар и, размахивая мечом, бросился к чужеземцу.
В ответ тот лишь взмахнул навстречу своей палкой, и она перерубила булатную сталь старинного меча пополам. Ещё один взмах, и купец отлетел к стене, сполз на пол, несколько раз дёрнулся в агонии и затих. Только неожиданная улыбка в последний миг озарила его лицо. Так он и умер с этой странной улыбкой на устах. Не обращая больше внимания на хозяина, чужеземец рванул дверь на себя и застыл на пороге, привыкая к тусклому свету лампы. На большом сундуке с золотом и драгоценными камнями сидела кривая тощая обезьяна, обернутая в порванную грязную тряпку…
Сказка о волшебной флейте и городе добрых правителей
Дни на Востоке текут медленно, словно мёд из перевернутой чаши. Шайтан торопливости давно уехал отсюда на своей наспех сколоченной арбе в полусказочный Рим, да так и остался там — разбирать осколки Великой империи. Лениво несёт свои волны Согд Самаркандский по древней земле Согдианы, бывшей девятнадцатой провинции персидского царя Дария, сатрапии Искандера Греческого, греко-бактрийского царства Диодота, земле, по которой скакали кони скифов и победоносно шествовали войска императоров из династии Сасанидов. В этой долине и лежал большой город, сказочно богатый город, удивительный город, где южное солнце осыпало свои лучи на купола мечетей и муэдзины призывали верующих к молитве не с высоты минаретов, а ходя, подобно первому из них, Биляль ибн Рибаху, босиком по улицам. В те давние времена были у этого города добрые правители, а всё потому, что спрятана была от них волшебная флейта.
История её ещё древнее, чем город и сама Согдиана. В землях, называемых некогда Элладой, жили в далекой древности прекрасные девы, что никакого отношения к человеческому роду не имели. Были они дальними родственниками ийе, духами холодных прозрачных ручьев и вечнозелёных деревьев, и просторных солнечных лугов, и каменистых гротов в горных ущельях. Днём они пряли себе одежды, а вечером танцевали или пели песни, а то и отправлялись на шумные праздники, что устраивали волшебники Олимпа, ошибочно принятые людьми за богов. Милы были волшебники весёлым девичьим сердцам, за исключением сатиров — козлоногих спутников Диониса, распутных и вечно пьяных. Среди сатиров особенно выделялся Пан, которого собственная мать испугалась и бросила, едва он родился. Однажды Пан гулял по густому лесу, когда заметил одну из дев по имени Сиринкс. Долго преследовал её козлоногий человечек с длиной бородой и рогами, и когда почти настиг — дева обернулась тростником. Думала уберечься от Пана, но он оказался хитрее: срезал тростник и сделал из него флейту. Недаром его отцом был сам великий мастер Гермес. Так появилась эта флейта — волшебный инструмент из пустотелых тростниковых трубок, связанных между собой и ступенчато уменьшающихся от самой длинной к самой короткой. Навечно теперь Сиринкс была заключена внутрь неё.
