— Думаешь, ты победил? — злобно прошипел колдун, закрывая обрубок ладонью левой руки, отчего кровь стала тут же сворачиваться, застывая. — Для проклятия мне не нужно рук! О, я не тебя прокляну, презренный солдат! Это слишком просто. Моя дочь никогда не станет твоей — пусть будет проклята каждая третья жена в твоем роду!
И, сказав это, Ахмад ал-Карах-и потерял сознание.
Через месяц состоялась пышная свадьба, на которой гулял весь славный город Лахор. Даже две свадьбы. Утром воин Фархад взял в жены… дерево. А вечером — красавицу Шаджару-д-дурр. Третья его жена не дожила до заката, зато с четвертой он прожил долгую и счастливую жизнь, и она родила ему шесть сыновей и дочь. А в роду его с тех пор все мужчины берут третьей женой дерево. Хотя уже и не помнят, когда и отчего сложился этот странный обычай.
А птица Анзуд… К сожалению, она снесла не одно яйцо. Впрочем, вы уже об этом догадались.
Среди древних поверий Востока, что лежит на огромной ладони великана по имени Тамхиги-и-дур от каменных пальцев Обители снегов до запястья Эритрейского моря, есть легенда об обезьянах счастья. Там, где мутные воды Тигра сливаются с голубоватыми водами Евфрата, как линия судьбы на ладони сливается с линией сердца, и сейчас ещё найдутся рыбаки, что мечтают поймать красную обезьяну, у которой вокруг пояса — синяя тряпка, а глаза подкрашены сурьмой. Но решаются на это немногие. Обезьяны счастья живут в воде, и если следовать тайному обряду, то поймать их совсем не сложно. Вот только вместо красной обезьяны, дарующей богатство и желающей с восходом солнца доброго утра, можно поймать кривую и тощую. И тогда не будет у тебя ни дома, украшенного исфаханскими коврами, ни красавиц жён, ни богатства. А каждое утро с восходом солнца худая обезьяна будет откусывать маленький кусочек твоего сердца.
В 1052-м году по хиджри, в месяце шаввале, в благословенном городе Багдаде объявился странный человек. Пришёл он с караваном в двадцать верблюдов, имел семерых слуг и утверждал, что живёт в далёком северном Самарканде, где правит великий эмир Жалантос Бахадур. Человек называл себя именем Зайнетдин, имел бледное лицо, тёмные глаза и ходил с вырезанной из дерева палкой, опираясь на голову оскалившего пасть льва. Пока слуги его обходили лавки и мастерские, прицениваясь к коврам и украшениям, торговались на шумном багдадском базаре и ругались с хозяином караван-сарая, хромой Зайнетдин осторожно расспрашивал о тех, у кого есть красная обезьяна. В любой чайхане слухов больше, чем мух, — их все разносит бродяжник ветер по узким городским улочкам. Но кто знает точно о таких вещах? О собственных обезьянах не кричат на каждом углу. И все же ходил чужеземец не просто так, было у Зайнетдина волшебное средство, чтобы узнать нужного человека.
В седьмой день своего пребывания в Багдаде проходил он мимо махалля, городского квартала, живущего по своим законам, когда руку его неожиданно обожгло. Голова льва на деревянной палке почернела и раскалилась, словно уголь, выдернутый из костра. У глиняной стены сидел старый дервиш, собирая милостыню. Но едва чужеземец остановился напротив и подал нищему динар, как тот отшвырнул монету и, поднявшись, двинулся прочь.
— О, человек мудрости! — воскликнул Зайнетдин, догоняя старика. — Позволь поговорить с тобой тому, кто проехал тысячу фарсахов в поисках своей мечты.
— Кусс охтак, кусс охто, — грязно выругался дервиш в ответ, чем безмерно удивил и разозлил чужеземца. Бледное лицо Зайнетдина мгновенно стало тёмным, как закопченный казан, он вскинул свою палку и приказал:
— Я лишаю тебя воли, старик! Да разлетятся мысли твои подобно птицам и никогда не соберутся вместе без моего дозволения.
Обмякший дервиш опустился на колени, и взгляд его стал безумен. Чужеземец испуганно посмотрел по сторонам и, заметив нескольких людей, ведущих нагруженного поклажей осла, приказал дервишу подняться.
— Отвечай, — тихо приказал он. — Знаешь ли ты человека, который владеет красной обезьяной?
— Знаю, — голос старика стал подобен шелесту листвы, безразлично облетающей с осенних деревьев.
