Она не ответила, и он снова упал на пол, застегнул над головой мешок, свернулся, словно его скрутило от сильной боли, и замер. Соня зажмурилась. Она упрашивала себя, умоляла, даже орала на себя мысленно – нет, не надо, подожди, не бросайся в омут… Какая разница – веришь ты ему или нет? Сейчас он не врёт, но что будет завтра? Это всего лишь минутная слабость, ты просто больна, ты потеряла инстинкт самосохранения! Немедленно вспомни про свои убеждения, про здравый смысл, наконец, и ты сможешь, ты выдержишь… ты…
– Митя… – неожиданно сказала она. – Мить, ты замёрзнешь там, на полу. Иди сюда.
* * *
Секундная пауза – он не сразу понял. Потом – дикий грохот. Заплетаясь в мешке, Дима споткнулся, упал и, кажется, ударился об угол стола.
– Что с тобой? – Соня подскочила на диване. – Больно? Ты где?
Он был уже рядом.
– Сонечка, Соня…
Молния её платья поехала вниз.
– Соня… – задыхаясь, шептал Митя.
Он целовал её всю – от макушки до кончиков пальцев. Его руки дрожали от волнения и нетерпения. Соню кинуло ему навстречу – она хотела сейчас только одного: раствориться в нём целиком, ощущать его каждой клеточкой. Она сама целовала его – лицо, плечи, грудь, так, как никогда и никого не думала целовать. Но он мешал ей, казался просто одержимым, словно боялся не успеть охватить её всю своей нежностью, пытался полностью уместить в свои объятья.
Соня даже не предполагала, что на свете бывают подобные ласки. Они с Димой были соединены, слиты в одно целое, казалось, их невозможно оторвать друг от друга. Они летали и улетали вместе – прочь с этой планеты, туда, домой… на Луну. Делали передышку, чтобы слегка отдышаться, и снова вцеплялись друг в друга, словно перед этим были разлучены на века. Словно жаждущий в пустыне увидел источник воды, словно приговоренный к смерти в последний раз видит небо – так они любили друг друга.
Потом они долго лежали молча, не расплетая объятий, ощущая немыслимое родство тел и душ. Это было единственно возможное, правильное и естественное – настолько, что Соня не могла понять, как могла пытаться примириться с чем-то иным. Только сейчас всё встало на свои места, пазл притёрся к другому пазлу, без насилия, без напряга или приказа разума. Её тело испытывало полноту радости от того, что нашло самоё себя. Убеждённость тела передавалась рассудку. Только вместе с этим мужчиной Соня могла составлять единое целое. И какая разница, сколько ему лет и как его фамилия, если больше ни с кем в мире она не могла быть настолько собой, что уже и не собой только, но и им тоже. Между ними возникла та самая неизвестная составляющая, которая сцепляет двоих воедино, создавая им одну биографию, общее прошлое, будущее и настоящее. Они были с одной планеты – и могли разговаривать без переводчиков, понимать друг друга без слов и даже вопреки словам.
Соня крепче прижалась к нему, и он тотчас снова принялся ласкать её – как будто впервые, так же страстно и жадно. Казалось, они никогда не устанут и никогда не утолят свою жажду.
Разумеется, они не сомкнули глаз. Только под утро Дима произнёс первые слова.
– Я не знаю, как сказать тебе… как я люблю тебя. Это что-то страшное.
Не в силах ответить ему и не заплакать, Соня чуть отодвинулась и сделала движение, чтобы встать.
– Подожди! Ты куда?
– Мить… мне в туалет надо.
– Нет, не ходи. Я боюсь тебя отпускать.
– Но мне надо!
– Хорошо, я с тобой.
– С ума сошёл?
– Да…
Он снова принялся покрывать её поцелуями, потом вдруг резко остановился.
– Ты… была с ним в ту ночь, я знаю…
– Митя, не надо… Я не помню ничего, никого. Никакой другой ночи не было, только эта…
– Почему ты сказала… так странно… что была не с ним, а со мной?
– Потому что с тобой. Представляла тебя. Думала только о тебе. И он это понял.
– Сколько раз ты была с ним? Давно вы знакомы? Сколько, сколько раз, говори!
Она не ответила, и он с бессильной яростью сжал, почти сдавил её в своих объятьях.
– Митя, мне больно…
– Я умираю, когда думаю о нём, о том, что он трогал тебя!
– Митя… не надо… Ты – самое первое и единственное, что у меня есть в жизни, – она схватила его руку и принялась целовать его пальцы.
