И они отправились домой. Просто шли рядом и ни о чём не говорили – минут сорок, через центр, мимо монастыря, в котором были вчера. На одной из остановок возле них притормозила запоздавшая маршрутка. Не сговариваясь, они влезли в неё и доехали до нужной улицы. Вошли в квартиру. И тут обоих как прорвало.
Они рассказывали друг другу всё – взахлёб. Соня – про маму, Вову, сестру… Про то, как Мара отдавала последнюю копейку детям, а заодно и Вове с Жанной. Про то, как бунтовала Анька – против нищеты, против того, что они обе – и Мара, и Соня – чувствовали себя комфортно без всяких благ и дорогих шмоток. А Митя – про интернат, про свою жизнь с матерью, а потом и с отцом, как и чем они занимались, и как он во всём этом жил. Про то, что никогда не вникал в дела Калюжного, но и про то, как скучал по отцу все эти годы и был счастлив сблизиться с ним. Про то, как невольно гордился им. Про ревность матери, про собственные отношения с мачехой. Про друзей-подхалимов, про ощущение денег в кармане и новые возможности… И про то, что готов всё это оставить, забыть, выкинуть – ради неё одной, ради Сони.
Они повторялись, рассказывали уже давно рассказанное, и всё никак не могли успокоиться. Потом легли спать – вымотанные, измочаленные, обнявшись, как накануне на даче. Соня даже забыла достать из сумки Бориса, только завела будильник – на девять часов.
Когда он прозвенел, Митя даже не проснулся. Соня аккуратно вылезла из его объятий и пошла на кухню – готовить завтрак. Поставила на плиту сковородку, разбила туда пару яиц. Потом подошла к окну – посмотреть погоду.
Прямо возле подъезда стоял Митин джип – с четвёртого этажа он был виден, как на ладони. Все его окна были целыми.
* * *
– Ни фига себе… – присвистнул Митя.
– Как в фильме ужасов… – прошептала Соня. – Монстр восстал из пепла и преследует нас.
Но Дима уже подхватывал куртку… Через несколько минут он вернулся. На лице у него блуждала виноватая, заискивающая улыбка.
– Ключи в почтовом ящике лежали… Это вчерашние жлобы, точно. Зассали… то есть испугались, что тачка разбита, решили, небось, что я на них подумаю… вот и отогнали в ремонт.
– А как мой адрес нашли? – недоумевала Соня.
– Хрен их знает. А, ну как же: они же в курсе, где Анька живёт. Помнишь, она говорила?
Не трудно было догадаться о его чувствах – он и радовался, что машина к нему вернулась, и боялся Сониной реакции. Вчера он принёс серьёзную жертву, но сегодня…
– Сонь… я обещание сдержу. Отошлю её отцу… только съездим уже в загс на ней, а?
Она безнадёжно махнула рукой. Какой смысл отбирать у него любимую игрушку? Как можно в одночасье изменить его образ жизни, кинуть в нищету из богатства?
– Ты любишь эту машину, Мить. И любишь отца и маму. А я тебя всего лишаю.
– Сонь… честное слово. Заработаю и куплю себе новую! Это пока только, временно… Вот ещё мать надо встретить будет…
Но она продолжала:
– Мить… я не хочу тебя с ними ссорить! Но они сами меня не примут. Это не я поставила тебя перед выбором, Мить, скажи – ведь не я?
– Не ты, конечно!
– Тебе надо с ними поговорить.
– Не сейчас. Сначала – поженимся.
– Это только их разозлит!
– Ты не понимаешь… – он помотал головой.
– Включи телефон!
– Нет, пока нельзя.
Разговор повторялся, но шёл по тому же кругу.
– Тогда они сами тебя найдут. Думаешь, Нина Степановна не даст им мой адрес?
– Мама в Греции, а отец в Раскове. У нас есть пара дней.
– Ты как фанатик… вбил себе в голову. А ты не подумал… что им по барабану – женаты мы или нет?
Митя замер – видимо, эта мысль ему в голову не приходила.
– Они будут поставлены перед фактом… – пытаясь изобразить уверенность, в очередной раз повторил он.
– И что для них этот факт? – вздохнула Соня.
– Ты будешь в другом статусе! Они поймут, насколько всё серьёзно. Им придётся с тобой считаться!
Соня в это не верила. Однако переубедить сейчас Митю было всё равно, что остановить несущийся на всех парах поезд. Они приехали в загс. Встали в небольшую очередь, получили бланки и уселись их заполнять. Написав год своего рождения, Соня невольно приостановилась – то-то сейчас будут любопытные взгляды. Митя заглянул ей через плечо.
