Но только на секунду. Потому что тут было нельзя прощать нанесенных обид. Никому и никогда – а они обидели Танюшку. Даже не меня…
…Вадим с Лешкой подошли через двадцать минут. Вадим остановился подальше, делая вид, что он тут посторонний. А наш неожиданный союзник подошел вплотную.
– У нас все готово, – сказал он. И вдруг добавил: – Было время – и не очень давно, – когда мы с этим Марюсом пересеклись на берегах Балтики. Прибалты напали на наших девчонок в лесу. Одну убили. А другую сперва изнасиловали. Убили потом. И не сразу… Потом я потерял двух ребят, когда пытался отомстить. Но этот Марюс все равно вывернулся… Я и не знал, – лицо Лешки ожесточилось, – что мы стоим лагерем буквально рядом с ним!
– Слушай, Леш, – осторожно начал я, – а тебе не кажется… ну, диким, что ли, все это? Мы воюем с урса и тут же – сами с собой.
– Я этого не начинал, – отрезал Лешка. – Ну что, вашим раздавать смолу?
* * *
Это было даже красиво – летящие в вечернем небе кометы, рассеивающие свистящие огненные капли. Потом эти кометы падали – некоторые за частоколом, некоторые разбивались о него, и по кольям текло янтарное пламя. Мы услышали крики. Очевидно, внутри если что и загорелось, то это быстро потушили. А вот с кольями они ничего сделать не могли. Кто-то высунулся было над острием, но в него точно вонзилась стрела, и тело повисло между зубцами. Я видел, как оперение стрелы вспыхнуло.
– Сейчас займется, – сказал Лешка. – Дуб не дуб, а все равно займется.
В частокол – на этот раз именно в частокол – точно ударилась вторая – последняя – порция горшков, и еще в полудюжине мест начал расползаться тягучий медленный огонь. Изнутри принялись стрелять из арбалетов вслепую, но неудачно – попробуйте делать это, если находитесь фактически внутри разгорающегося огненного кольца!
– У них там девчонки, – сказал Сергей, стоявший рядом со мной с обнаженным палашом. – У них там девчонки…
– У меня тоже есть девчонка, – сказал я, не думая, услышит Танюшка или нет.
Частокол занимался. Где-то в стороне ударила Колькина двустволка, кто-то закричал.
– Опять тушить попытались, – заметил Андрюша Соколов.
– Скорее просто бежать, – ответил Лешка. – Ладно, сейчас разгорится – и начнем. Потихонечку… А девчонки, Сергей, – ты ведь Сергей? – они тоже будут сражаться. Ведь ваши стали бы? И наши бы стали, и все тут сражаются… Ага, это вот уже дерево горит, – удовлетворенно добавил он. – Мы вот таким манером… не помню уже когда – у урса на Украине лагерь сожгли. Ох, повеселились…
– Да почти в самом начале, года три назад, – вставил новый знакомец Сморча, крепыш, которого звали Ромкой. Подбежал австриец Клаус и сообщил, что с другой стороны частокола уже полыхает вовсю.
И вот тут меня что-то толкнуло.
– Я пойду туда, – сообщил я и двинулся за кустами, слыша, как Лешка сзади напевает:
И когда оборвутся все нити
И я лягу на мраморный стол,
Я прошу вас,
Не уроните – бум! —
Мое сердце на каменный пол…
Песня была знакомая. Тщетно стараясь вспомнить, откуда же я ее знаю, я не заметил, что следом увязалась Танюшка…
…Чертов инстинкт меня не подвел. То ли там частокол оказался послабее, то ли прибалты его обрушили сами. На горящих обломках и возле них сражались несколько пар и групп, сложно было даже понять, кто где. Возле пламени темнота казалась еще гуще, но я увидел возле самого пролома Марюса. Сжимая в одной руке меч, он другой тащил Райну.
– Стой! – крикнул я. Марюс повернулся. И увидел меня. Даже в неверном свете огня, даже на расстоянии я увидел в глазах прибалта злое отчаяние. – Стой, Марюс! – Я перескочил через горящее бревно. – Мы еще не договорили.
Марюс оттолкнул Райну. Та остановилась около горящего пролома. Я шагал к нему, доставая дагу.
– Не трогай ее, – попросил Марюс, кивнув в сторону Райны, следившей за мной стеклянными глазами. – Тебе я нужен.
– Где-то я это уже слышал, – заметил я в ответ. – Но ты не бойся. Мне она и правда не нужна. Можешь считать, что я играю в рыцарей, но ты прав – мне нужен ты.
– Я вот он. – Марюс достал длинный нож.
– Ты сам виноват в том, что происходит, – сказал я. – Можно было кончить дело миром, если бы не ваша ненависть.
