Какие-то несколько секунд я смотрел в ее удаляющуюся прямую спину. Но за эти секунды перед моим мысленным взором пролетел калейдоскоп картинок. Странно, просто несколько фрагментов из недавно вышедшего фильма «Выше радуги не прыгнешь», который очень нравился мне… и Танюшке. Словно кто-то продернул перед глазами склейку из отдельных ярких кадров. Веселый такой и немного грустный фильм о… ни о чем… и обо всем… и о нас, и о том, что…
– Тань, что ты сказала? – спросил я в спину. Наверное, что-то такое… ну, такое было в моем голосе. Потому что она обернулась. – Повтори, что ты сказала.
– Кто прыгнет выше радуги? – с вызовом повторила она.
– Да сам же Радуга и прыгнет, – ответил я. Вздохнул. И поднялся. – Ладно. Пошли. Попробуем… прыгнуть выше радуги.
* * *
Убитых мы похоронили в расщелине под скалой недалеко от места последнего бивака. Им не досталось даже коротких надписей – мы боялись, что урса разроют могилу.
Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже – памятник.
Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-то казалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.
Кристина была тяжело ранена – не считая мелких «царапин» (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил ее тело в районе солнечного сплетения. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали – доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из «Книги будущих командиров» – как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик – и после этого умер.
Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искореженной гардой из ее пальцев вытащить просто не удалось, так девчонку и несли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог – плечо… Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая ее собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей – и их даже похоронить некому…
Что же, может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулежа.
У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость…
– Люди впереди, – неслышно подошел Арнис.
– Люди или урса? – быстро спросил я.
– Я же сказал – люди… Вроде бы наши.
…Вадим шел первым. Он нес меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шел Джек; потом – Ленка, Сергей, Вильма, Олег…
Мы обнялись – я, Вадим, Сергей… Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:
– Всех вывел. Молодчина…
– Не всех. – Он посмотрел на Саню, который подошел к нам и остановился чуть в стороне. – Саш, Наташку убили… Игорь, – окликнул он Сморча, – слышишь?
– Слышу, – деревянно откликнулся вместо него Саня.
– Мы на тропинке столкнулись… – Вадим прикрыл глаза, перевел дух. – Ее ассегаем в горло, она сразу упала… Мы ее вытащили, но… – Он махнул рукой.
– А где Богуш?! – отчаянно крикнула Наташка Мигачева.
– Богуш… – Вадим снова прикрыл глаза. – Если бы не он, мы бы все там остались… Они навалились, Джек упал… – Я заметил, что у англичанина рассечен висок, волосы слиплись в кровавую сосульку. – А он встал там… с кистенем, и не подпускал… Ему… – Вадим скрежетнул зубами, качнулся, – ему голову с маху… Но он пять или шесть штук успел свалить и нас прикрыл…
Наташка зарыдала. Ленка Власенкова, подойдя, обняла ее. Вот так, а я и не замечал, что она неравнодушна к поляку…
– Где Олька? – спросил Вадим. – Пусть перевяжет, не могу больше…
– Она больше никого не перевяжет, – сказал Сергей. – Ее убили… И Кольку, и Игоря, и вообще… – Он шмыгнул носом и скривился.
– Я перевяжу. – Ингрид, державшаяся, как всегда, рядом с Бассом, подошла к нам. – Я хорошо умею…
– Тогда держи. – Сергей отдал ей Олькин мешок. – Работай.
* * *
Жоэ был честен. Он ждал нас, пока мог.
Сожженная наполовину каравелла лежала боком на мели. Песок был истоптан и почернел от крови, валялся разный мусор. Вяло чадил большой костер – остаток ниггеровского пиршества. Тут же, у черного борта корабля, лежали несколько голов.
