– Справится ли внук твой?
– Коли б сумневался я в нем, не посмотрел бы на немощь, сам бы в путь отправился. А так - наговорами, зельями да прочим волшебством помогу ему. Дорога-то, может статься, долгой будет.
– Будь по-твоему, волхв. Но гляди, сам напросился, ежели через месяц не покинет Чудище-Змеище наших земель, судить тебя буду строго.
– Твоя воля, царь. В месяц-от управимся. И про водяного я не позабуду, утихомирю.
Воротился волхв домой в превеликой задумчивости. Стал посреди двора да как гаркнет:
– Григо-орий!
– Не кричи, деда. Тута я.
Лохматая Гришкина голова с запутавшейся в вихрах паутиной вынырнула с чердака. Через секунду парень был уже внизу, подал деду напиться; посох, тайной силой облеченный, в угол поставил. Достал из печи чугунок с картохой, крынку молока на стол поставил. Только дед за ложку не взялся, а наперед усадил внука на лавку и про разговор свой с царем рассказал.
– Что ж это выходит, надо мне со Змеем сражаться?
– Не сражаться, дуралей, вызнать надобно, что ему в наших лугах. Может, обойдемся без кровопролитья. Чудище-то ни единого человека досель не сгубило, что ж мы на него войной пойдем.
– Дед, а может, силу нашу, волховскую, против чудища обратить?
– Эх, Гришка, неуж ты самого главного не понял? Сила наша - целебная, животворная, а не губительная. Нельзя ею живое существо погубить.
– Эвон как... А говорил: не только во благо, но и во вред...
– И сейчас скажу. Всякое благо можно во вред повернуть, коли с дурного ума применить да кривыми руками. С козой-то варвариной что?
– Прострел-травы объелась. Вылечил я ее, - отмахнулся внук.
– Ну да ладно. Снаряжу тебя в путь-дорогу, а дорога, сдается мне, не на Яхонтовые луга заведет тебя, а в дальние земли, может, и совсем уж неведомые. Дам я тебе оберег, от всякой нечисти мелкой помощник - от леших, да водяных, да кикимор болотных. Дам тебе посошок-живинку, к чему мертвому посошком прикоснешься: к дереву ли, к птице-зверю ли, то тотчас оживет. Сверх того возьмешь хлеба краюшку, да молока крынку. Ну а как зелья разные составлять, да заклинанья волшебные, да путь в землях незнакомых находить, да со зверьем лесным и птицами небесными разговор держать, это тебе и так ведомо. Да репьи-то из головы повычеши, сам чище лешего!
Гришка фыркнул со смеху, но тут же снова преисполнился серьезности.
– Ты, дед, не сумлевайся, справлюсь я.
– Сроку царь дал в месяц. Ты про это, Григорий, не забывай, поторапливайся. Я же за тобой следить буду по быстрой воде. И ты, ежели совет нужен будет, найди воду бегучую - родник аль ручеек малый, да меня и позови.
Как рассвет верхушки сосен в бору золотил, так выходил на крылечко Григорий, волхвов внук. За плечами нес он котомку, а опирался на посошок-живинку. Напутствовал его дед да в дорогу проводил, Чудище-Змеище от яснолесских лугов отваживать.
Да только гладко лишь сказки сказываются.
Думал царский советник Нилыч думу тяжкую, думу трудную. Уж почитай третий год он в царских советниках ходит, все секреты царские хранит, все, что в Яснолесье творится, знает. Да только то царю Берендею неведомо, что все секреты его тут же охриманскому государю известны становятся. Что, почитай, каждую неделю пробирается Нилыч украдкой через луга, леса и овраги к охриманской границе да грамотку ворогу пишет.
А государь Охриманы не шутит - собирает он великую рать на Яснолесье, да в войско свое яснолесских же богатырей и переманивает. Вот-вот соберутся тучи черные над яснолесской землей, вот-вот грянут громы да гроза разразится. А уж когда покорится Яснолесье, обещал охриманский государь царского советника Нилыча сделать самовеликим своим визирем и одарить его великими богатствами.
Да только завелось Чудище-Змеище у Яхонтовых лугов, пугает люд честной, не пускает Нилыча к охриманской границе. А царь Берендей не торопится, вишь, волхва послал со змеем договариваться. А царскому советнику месяц ждать не с руки, а ну как осердится государь Охриманы. Суров он, горяч, не разберет толком, да и накажет предателя. Вот и задумал Нилыч обманом царя запугать, царской волей от змеища избавиться. Явился он с утра ранехонько к царю, да и вздыхает тяжко.
