Неожиданно ее пронзило воспоминание о первой встрече с Атой и Сент-Обином, об их остроумной словесной дуэли. И она почувствовала, как к глазам подступили слезы, которые следовало во что бы то ни стало сдержать.
Изо всех сил прикусив язык, Розамунда заставила себя думать о более насущных вещах.
— Я не уверена, что это чума, — сказала она. — Насколько я помню, сыпь — лишь один из симптомов, причем не главный. Основные признаки — лихорадка и распухание шеи. У ее светлости нет ничего подобного. Кстати, почему бы нам, не посидеть с ней по очереди? Мы должны хотя бы вымыться.
— Безусловно. Заодно можно уточнить, как долго каждый из нас может задерживать дыхание под водой.
— Я думала, это уже известно. Я высоко ценю то, что ты не обратил мою оплошность против меня.
— Ты же не думаешь, что я позволю тебе забыть об этой очевидной глупости? — невесело усмехнулся Люк и снова взглянул на бабушку.
— Глупость и смелость, на самом деле, одно и то же, — заявила Розамунда. — Только безусловная удача может их разделить.
— Или реальность, — криво улыбнулся Люк.
— Или реальность, — эхом повторила Розамунда. — Итак, кто рискнет довериться тому, что мы знаем? У герцогини нет чумы. Не сомневаюсь: это другая болезнь. Один из нас должен пойти искупаться, а потом сменить другого. Я подожду тебя.
— У тебя плохая память. Очень плохая. Я уже говорил, что герцоги никогда не ведут речь об очередях. А теперь иди и прикажи приготовить тебе ванну, пока я не вынес тебя отсюда на руках.
Розамунда несколько минут молча разглядывала угрюмого Сент-Обина.
— Грубиян! — в конце концов заключила она.
— Надоедливый ребенок, — ответил Люк и насмешливо приподнял черную бровь.
На этом обмен репликами прекратился, но Розамунда сочла, что добилась своей цели — отвлекла герцога от мрачных мыслей.
Но она не могла предвидеть будущее. В игре действовали правила дьявола.
Дружба, сущ. Корабль, достаточно большой, чтобы вести двоих в хорошую погоду, но только одного — в скверную.
А. Бирс. Словарь Сатаны
Вода в ванне была чуть теплая, и ее было мало. Но, учитывая отсутствие слуг, этого следовало ожидать. В дверь постучали, и Розамунда, выглянув из-за ширмы, увидела Сильвию. Сестра вошла, не дожидаясь ответа. Она была одета для путешествия и держала в руках шляпную картонку.
— О, я не знала, что ты… — сказала Сильвия и повернулась, чтобы уйти.
— Нет, не уходи. — Розамунда усердно намыливала волосы, распространяя аромат розмарина и лимона. — Я рада тебе — теперь у нас есть возможность поговорить до твоего отъезда.
Сильвия поставила картонку на пол. Выражение ее лица было абсолютно бесстрастным.
— Думаю, больше говорить не о чем. Все уже сказано. Я уезжаю с Чарити, чтобы не путаться у всех под ногами. Когда ты захочешь, чтобы я вернулась, пришли записку.
Розамунде был прекрасно знаком этот тон. Сестра была оскорблена, и ее реакция оказалась вполне предсказуемой. Ее следовало назвать Жанной д'Арк, потому что она была одновременно и мученицей, и святой. С неожиданной ясностью Розамунда вспомнила легкомысленную девчонку, которую когда-то знала. В ней не было ничего общего с унылой старой девой, в которую превратилась Сильвия. Когда она лишилась своей радостной живости? Об этом следовало подумать. Но с другой стороны, Розамунда понимала, что сама тоже изменилась.
— Сильвия, когда мы разучились смеяться?
— Что? — опешила Сильвия. — О чем ты говоришь?
— О нас. Неужели ты не помнишь, как мы с тобой часами болтали, хохотали, сплетничали и как нам было хорошо и весело вместе?
— Иногда ты говоришь странные вещи, Роза. Мы оставили наши детские привычки и забавы, когда ты вышла замуж. Именно так и пристало вести себя истинной леди.
— Но ведь нет никакого закона, запрещающего получать удовольствие от жизни. Обещай мне хотя бы попытаться, иначе я совсем согнусь под грузом вины. — Розамунда перестала намыливать волосы и взглянула на сестру. — Много лет я просила тебя вернуться домой, но ты пожелала остаться. А я все время твердила себе, что только эгоизм мешает мне настоять на твоем отъезде. Живя со мной, ты стала несчастной. Почему ты не уехала? — С каждым словом она говорила все медленнее, словно думала вслух.
