Они не не хотят уехать из дома с призраками. Они не могут.
Как не могу и я.
* * *
Сегодня я спустился к реке и заказал полицейское самоубийство[29]. Или, если точнее, загадал придумать способ, как его устроить. Я никогда не был спортивен, поэтому у меня нет кучи оружия в доме. Единственное, что было, – пистолет сорок пятого калибра, которым воспользовалась Кэролайн, и сейчас он в хранилище вещдоков полиции штата. Мне сказали, я смогу его забрать, когда расследование закончится, но я не стал. Пришлось бы идти туда и выслушивать, как им всем жаль, Если бы мне этого хотелось, я бы до сих пор общался с друзьями.
Даже будь у меня пистолет, не знаю, в кого бы стрелял. Я не настолько чокнутый, чтобы устраивать беспорядочная пальбу. В смысле – я зол на весь мир. Зол на вселенную. Хочу, чтобы все оборвалось. Но я не держу зла на людей, которые еще здесь живут. Одно дело, если их всех убьет комета или землетрясение, но мне недостает смелости убить самого себя, не говоря уже о ком-то другом.
Я мог бы спрыгнуть с какой-нибудь крыши, но, зная мое везение, я окажусь парализованным и вынужден буду проживать день за днем в таком виде. Я мог бы принять таблетки, но не знаю, что принимать, и опять же, нет никакой гарантии, что передозировка сделает свое дело. Я пытался поискать в интернете, но найти такую информацию не так просто, как это показывают по телевизору.
* * *
Сегодня канун Рождества. Год назад в этот день Брейлон и Кэролайн были здесь. Мы провели день вместе. Разрешили Брейлону открыть один подарок перед сном, при условии, что все остальные – включая те, которые принесет Эллиотт, – он откроет следующим утром. Ему тогда было семь, и он все еще верил в Эллиотта. Четыре месяца спустя он спросил у меня, правда ли это, а я спросил, что он об этом думает, и он сказал, что точно не знает.
Теперь его не стало. Его не стало, и я никогда не узнаю, догадался он или нет.
Этим утром я загадал, чтобы началось извержение супервулкана под Йеллоустоуном, Штаты покрылись расплавленным пеплом и небо стало таким же мрачно-серым, как мое состояние.
Гуси наконец улетели. На юг, полагаю, хотя температура по-прежнему не опускается ниже двадцати. Забавно. Я будто скучаю по ним и до сих пор их слышу. Вот я снова и остался один. Наедине с воспоминаниями о жене и сыне.
Призраки становятся громче.
Сегодня Рождество, но оно ничем не отличается от любого другого дня. Я встал и поставил кофе. Пока он варился, сменил тапочки на ботинки. Когда кофе был готов, я налил себе чашку и спустился к реке. Мой халат висит свободнее, чем когда-либо.
Я сижу у края воды и жду конца света.
Этим утром загадал взрыв на Три-Майл-Айленд[30]. Она всего в девяти километрах отсюда вдоль реки. Но, как всегда, ничего не случилось.
Сегодня даже теплее, чем вчера. Слишком тепло для Рождества в Пенсильвании. Идеальная погода, чтобы поплавать.
Я сижу здесь, когда пишу это, и смотрю на место, где упал Брейлон. Я знаю, там больше нет его крови, которая забрызгала тогда угол причала, но я все равно ее вижу. Я вижу призрака.
Когда допишу, сяду на край причала и ненадолго опущу ноги в воду. И кто знает? Раз она такая теплая, я, может, поплаваю. Убить себя мне не хватает мужества, но, может, получится просто плавать, пока не устану. Видит бог, это не займет много времени. В последнее время я постоянно чувствую себя уставшим.
Интересно, увижу ли я призрака там, под водой? Интересно, будут ли они меня там ждать, в месте, куда попали после конца света?
Ричард Чизмар. Кладбищенский танец
Эллиотт Фосс, тридцать четыре года, бухгалтер из маленького городка. Ждущий в одиночестве. Глухой зимой. После полуночи. На заброшенной, засыпанной гравием стоянке возле Винчестерского кладбища.
Эллиотт выглядывал из окна в морозную темноту. Его мысли вернулись обратно к записке в кармане его брюк. Он потянулся туда и сжал джинсовую ткань. Брюки были новые – куплены для работы меньше недели назад и все еще жесткие на ощупь, – но Эллиотт почувствовал успокаивающий шорох бумаги в кармане.
Пока женщина бубнила по радио о грядущем снегопаде во всей восточной части штата, снаружи грохотал ураган, молотил по грузовику. Дыхание Эллиотта превращалось в пар, но, несмотря на отсутствие тепла в кабине, он вытер капельки пота с лица. Той же рукой он схватил с приборной панели пинтовую бутылку и жадно глотнул из нее и еще долго держал горлышком вниз после того, как та опустела. Затем швырнул ее на соседнее сиденье – бутылка звякнула о две другие, – и потянулся к дверной ручке.
