Когда детям пришло время ложиться спать, Киона попросила Акали отвести троих малышей на второй этаж и пообещала детям, что скоро к ним придет.
– Вы откроете мне один маленький секрет? – спросила Киона у Эстер, уводя ее в садовую беседку.
– Я не могу вам ни в чем отказывать, Киона. Благодаря вам я теперь имею возможность наслаждаться жизнью в доме, о котором я мечтала, – доме, в котором тепло, который хорошо закрывается и в шкафах которого полно съестных припасов. Я вспомнила об этой своей незатейливой мечте, когда Овид повез меня на прогулку в Ла-Бе, и затем он помог мне воплотить мою мечту. Вы мне тоже очень помогли: мой дом теперь стал жилищем без призраков. Благодарю вас от всего сердца.
– Вы меня уже отблагодарили, Эстер, в то утро, когда я заглянула к вам, чтобы убедиться, что все встало на свои места и больше нет ни странных звуков, ни проблем с электричеством.
– Если бы вы не приехали и не объяснили мне, кем была эта несчастная пропащая душа, у меня не хватило бы мужества продолжать жить на улице Марку.
– Меня сегодня вечером что-то стало мучить любопытство. Овид рассказал вам, что он написал Лоре письмо с извинениями по поводу своего поведения с Лоранс? Думаю, я могу затеять с вами разговор на эту тему, потому что он вам обо всем рассказывает.
– А почему это вас интересует? – удивленно спросила Эстер.
– Простите. Вы, похоже, сочли меня бестактной.
– Вовсе нет.
– Сочли, сочли.
– Тогда получается, что вы прочли мои мысли.
– С этим я, к сожалению, не могу ничего поделать. Но вообще-то я всячески стараюсь отталкивать от себя все то, что пытается перескочить из головы находящегося рядом человека в мою голову.
Эстер расхохоталась, а затем легонько ткнула указательным пальцем в грудь Кионы.
– Получается, что вы, несмотря на свои экстраординарные способности, не можете выяснить, в чем же покаялся мой жених?
– Нет, я отнюдь не обладаю способностью узнавать содержание писем, запечатанных в конверт и находящихся от меня на расстоянии в несколько миль, – ответила Киона, тоже начиная смеяться.
– Подойдите поближе – и вы все узнаете, – прошептала Эстер. – Я вообще-то помогала Овиду составлять это письмо. Он поначалу пытался сочинять какие-то бессмысленные объяснения, но в конце концов ваша мачеха получила письмо, состоящее всего лишь из нескольких строк. «Дорогая Лора, чтобы процитировать Вам кого-нибудь из великих, напишу следующее: тот, кто никогда не грешил, пусть первым бросит в меня камень. И еще: будь я на Вашем месте, я поступил бы точно так же, то есть выдворил бы из своего дома гнуснейшего наглеца, который, впрочем, виноват лишь в том, что был на несколько секунд сражен красотой Вашей внучки». Затем – его подпись.
– Вы, получается, знаете содержание письма наизусть? – удивилась Киона.
– Я прочла его несколько раз вместе с Овидом, и в подобных случаях я запоминаю вообще-то быстро. Ну что, теперь вы довольны?
– Да, благодарю вас. Вы с Овидом, как ни странно, сумели написать именно то, что могло подействовать на Лору. Браво! Мне хотелось бы встречаться с вами этой зимой, по воскресеньям… Вам, я думаю, нужно будет посетить концерт, который будет давать моя сестра в резервации Пуэнт-Блё в конце ноября. Мы вдвоем с Мадлен займемся подготовкой места, в котором пройдет концерт, и организацией самого концерта.
– А как насчет концерта в санатории? Помните, вы мне о нем говорили? Это было бы огромной радостью для наших пациентов!
– Этот концерт, возможно, пройдет в первую очередь. Ну да ладно, идите к Овиду в гостиную, а я прочту сказку малышам.
Киона направилась легким шагом к дому – худенькая и гибкая девушка в длинном платье цвета осени.
Резервация Пуэнт-Блё, четверг, 30 ноября 1950 года
Сидя рядом с Кионой в школьном классе, Жослин погладил ей ладонь, чтобы привлечь ее внимание. Она повернулась к отцу, и тот показал ей на одно из окон. За стеклами, освещенными висящим над входом в школу фонарем, падали снежинки.
Киона показала жестом, что она это уже видела, и снова посмотрела на Эрмин, стоявшую на возвышении, предназначенном для учительницы. Певица кланялась под бурю аплодисментов, только что исполнив «Арию колокольчиков» из оперы «Лакме». Ария эта была довольно трудной.
