Надеюсь, он узаконил ваше родство?
— Еще нет, но это скоро решится. И пока бумаги не подписаны у нотариуса, мне нужно быть осмотрительным.
Старик нахмурился. Интересные дела… Жюстен опустил голову, на губах его играла легкая усмешка.
— Осмотрительным? Это почему же?
— Чтобы добиться своих целей, мсье Дюкен. Я поэтому и приехал. Знал, что в деревне про меня болтают всякое. И что вы мною недовольны. Так что лучше все сказать как есть.
— Ладно, послушаем! Только налей мне стопку виноградной водки, для бодрости. Бутылка там, в сундуке. И себе налей!
Жюстен не заставил себя просить дважды. На душе стало легче, пока он передвигался по сумрачной комнате с приятной, простой обстановкой. Все здесь казалось ему симпатичным — и «косы» чеснока и лука, свисавшие с закопченных потолочных балок, и красный плиточный пол, и часы с маятником.
— В вашем доме мне жилось бы лучше, — вырвалось у парня, когда он снова сел у очага. — Мсье Дюкен, могу я просить вас сохранить все в секрете, когда вы узнаете правду?
— Если так нужно, конечно. Болтать я не стану.
Жюстен рассказал, как переменилась его жизнь за последние четыре месяца, начиная с выстрела и последующего раскаяния Лароша. Умолчал лишь о своей неблаговидной связи с Мариеттой.
— Значит, перед ним ломаешь комедию, а сам хочешь отомстить? — ужаснулся старый мельник к концу рассказа. — Плохая это задумка, мой мальчик. Я презираю Гуго Лароша, а если б Господь не велел нам прощать обидчиков, то, наверное, и ненавидел бы. Скажу честно: я никогда не забуду, что он желал смерти моему сыну Гийому, нанимал убийц.
— Я этого не забуду тоже. Пусть Ларош за все заплатит — и за это, и за все то горе, которое когда-то причинил Элизабет.
Антуан в волнении прижал руку к сердцу. Думал он о своей невестке Катрин, которую любил, как родную.
— Он многим причинил горе, — сказал старый мельник. — Но мстить, Жюстен, — дело пустое. Жажда мести пожирает нас изнутри. Подумай о спасении своей души, уезжай из замка! В назначенное время Ларош ответит перед Господом. Получается, что со своими махинациями ты уподобляешься ему.
Ярко-голубые глаза Антуана лучились ясным, небесным светом. И, глядя на этого набожного старика, Жюстен невольно задумался. Может, и правда все бросить, уехать? Но тут ему вспомнилась Мариетта, и сколько Ларош насиловал ее, угрожая физической расправой, и сколько раз бил. А еще — то весеннее утро, когда, ослепленный яростью, он набросился на Элизабет с хлыстом, а потом ударил его, Жюстена, по лицу.
— Хватает уже того, что из-за меня он вынужден отказаться от многих своих прихотей, мсье Дюкен, — сказал юноша. — Моя цель — чтобы Ларош как следует помучился, и ничего больше. А когда он меня усыновит, оформит на меня наследство, все наладится, я вам это обещаю. Пусть забавляется со своей Алин сколько хочет. У той тоже стыда ни на грош!
— Молчи, Жюстен! Не хочу слушать! — одернул его старый мельник. — Перед Богом клянусь, от твоих слов у меня мороз по коже. Хочешь совет, мой мальчик? Вместо того чтобы следить за чужими мерзостями, лучше сам живи честно. Найди себе хорошую жену, найди работу подальше от Гервиля. Если хочешь — живи в доме, который построил когда-то Гийом для своей семьи. Он до сих пор принадлежит Элизабет.
Этот урок нравственности произвел эффект: Жюстен залпом осушил свою рюмку.
— Вы намекаете на Мариетту? — тихо спросил он.
— Может быть.
— Наши отношения начались не вчера…
— Но сейчас она замужем и мать семейства! — жестко произнес Антуан. — Муж, бедняга, наверное, слеп и глух, иначе давно бы уже расквасил тебе физиономию где-нибудь в людном месте!
— Скажем так: до сих пор меня Бог миловал. Мсье Дюкен, лучше б я был вашим сыном.
Если б я вырос в вашей семье, то вел бы себя по-другому.
— А! Эти твои церемонии — «мсье Дюкен»… Я же сказал, мне больше нравится «дедушка Туан». Жиль и Лоран, мои внуки, переняли это от Элизабет и теперь зовут меня только так.
— Я не смею, — грустно отвечал Жюстен. — Но вы сами заговорили про Элизабет. Есть новости?
Старый мельник заглянул в красивые черные глаза парня, в которых читались и нетерпение, и тревога.