— Бонни! Передай дяде, чтобы спускался. Быстрее, умоляю! Время не ждет.
— Что-то серьезное? Антонэн опять упал и поранился?
— Пожалуйста, пусть поторопится! Бонни, бога ради! Ты не волнуйся, все живы и здоровы: и Антонэн, и Мейбл с Эдвардом.
Встревоженный поздним визитом, Жан схватился за туфли. Быстро расчесался, надел куртку.
— Что-то стряслось, — обратился он к жене. — Но ты не переживай, я позвоню сразу, как только разберусь, что к чему.
Он сбежал по лестнице и вышел через заднюю дверь в переулок, выходящий на большую улицу. Элизабет вздрогнула, когда он выскочил на нее из темноты. И моментально вцепилась в его руку.
— Ты мне очень нужен, — сказала она. — Мы сейчас едем на 34-ю улицу, это на Манхэттене, там французская больница. Или скорее приют для бездомных.
— Так далеко! — удивился Жан. — Чуть ли не час добираться!
— Ты прав, дядя Жан. Только бы нам не опоздать!
Водитель поздоровался с новым пассажиром, помог им разместиться на заднем сиденье. Едва машина тронулась, Элизабет еще крепче сжала руку Жана.
— Не бойся, я не сошла с ума, — прошептала она. — Я уверена, что нашла папу.
— Гийома? Моего брата Гийома? Быть не может!
— Помнишь, тот бродяга, который украл у меня медальон, и я еще так его боялась? Это папа, я уверена. И ты, дядя Жан, должен установить его личность. Сегодня вечером он стал жертвой несчастного случая. Но вы же выросли вместе
— папа, ты и ваш старший брат Пьер! Помню, когда мы плыли на «Гаскони», ты рассказывал, что вы втроем ходили на реку купаться в одних кальсонах. На плече у того человека я увидела круглую родинку, но ты, быть может, найдешь и другие отличительные знаки. Я хотела привезти в больницу сразу и Батиста Рамбера, но это можно сделать позже, после того, как ты на него посмотришь. Отец… Мой родной отец! Папа!
Элизабет захлебнулась рыданиями. Потрясенный, растерянный Жан потребовал подробностей: что за несчастный случай, что было дальше. Он ни на миг не допустил мысли, что Элизабет не в себе. Ей пришлось выдержать немало испытаний, не теряя стойкости и ясности рассудка. Даже в то утро, когда она пыталась утопиться в Сене, это было рациональное решение, принятое, чтобы не страдать и не лгать.
— Я понял, — просто ответил он, более-менее разобравшись в ситуации. — Хорошо, что сразу приехала за мной, Элизабет. Судя по тому, что рассказывал мистер Вулворт, тело, выловленное тогда в Гудзоне, опознать было невозможно. Единственная зацепка — это куртка и те пуговицы.
— Да, я помню.
— Если это Гийом, я его узнаю, — продолжал Жан взволнованно. — Господи! Это было бы настоящее чудо!
— Дядя Жан, мы должны молиться. Он мог умереть в скорой или по прибытии в больницу.
— Не отчаивайся, племянница! Если твой отец держался столько лет, живя в ужасных условиях, то не затем, чтобы сейчас умереть! Монахини в этом заведении, как я понял, считают его душевнобольным? Вот это может оказаться непоправимо, так что особо и не радуйся.
Французская больница на 34-й улице
У Элизабет дрожали руки, когда она попыталась рассчитаться с водителем такси. Этим занялся Жан, оставив ему щедрые чаевые.
— Скорая уже уехала, — сказала она.
— И что с того? Они добрались намного быстрее нас. Я здесь бывал, примерно полгода назад. Навещал одного матроса, ирландца, с которым познакомился на набережной. Бедняга упал с погрузчика. Теперь эта больница принимает пациентов со всего города. Подумать только! Я мог пройти мимо брата, если это и вправду Гийом, и даже на него не глянуть!
Они постояли перед восьмиэтажным зданием из кирпича и камня. В некоторых окнах еще горел свет.
— Идем, Элизабет, — сказал Жан, у которого сердце грозило выпрыгнуть из груди.
В вестибюле их встретила сестра Бландин. Задержалась взглядом на лице молодой посетительницы.
— Добрый вечер, сестра! Мы уже встречались. Недавно мне стало плохо на улице, и вы мне помогли.
— Я помню. Что привело вас к нам сегодня?
— Это мой дядя Жан Дюкен, и мы хотели бы узнать, что с пациентом, который пострадал в аварии на Бродвее. Вы зовете его Мартеном.
— Которого вы так боялись? Позвольте спросить, почему его судьба вас так интересует?
