На следующее утро, в гостинице «Три завсегдатая»
- Мое дорогое дитя, все это тебе очень к лицу! - заявил Гуго Ларош внучке, когда они усаживались за столик в гостиничном ресторане, где им предстояло позавтракать.
Бонни приосанилась, потому что дневные ансамбли для юной хозяйки всегда выбирала она.
- Благодарю за комплимент, дедушка, - отвечала Элизабет, которую это обращение - «мое дорогое дитя» - уже начало раздражать.
Осанка у нее была прекрасная, поэтому вышитая блузка из бежевого ситца, с круглым воротничком, смотрелась на ней особенно выигрышно. Узкая юбка из красно-коричневого сукна, с кожаным ремешком, по требованию тогдашней моды плотно облегала ее бедра. Приталенный жакет из той же ткани она повесила на спинку своего стула. Волосы были убраны в высокую прическу, оставляя на виду идеальный овал лица.
- Тебе кофе или чаю? - спросил Ларош. - Я порекомендовал бы теплое молоко, раз ты так беспокойно спишь. Жизнь на свежем воздухе, регулярные конные прогулки сделают тебя здоровее.
Вступить в открытую конфронтацию? И в этот раз Элизабет предпочла смолчать, тем более что воспоминания о последнем кошмаре были еще слишком свежи.
- Джон Фостер, семейный врач Вулвортов, говорит, что у меня нервический темперамент, - после короткого колебания сказала она. - В остальном я совершенно здорова.
Гуго Ларош нахмурился. Его губы искривила скептическая усмешка и тут же исчезла. Он взглянул на карманные часы на цепочке, по ободку усыпанные рубинами, - настоящее произведение ювелирного искусства. Бонни задохнулась от восхищения.
- Жюстен скоро будет тут, - предположил он. - Я приказал ему приехать ровно в восемь утра.
- Жюстен… - тихо повторила за ним Элизабет.
- Ну конечно! - сердито отозвался дед. - Вчера, в поезде, я о нем рассказывал. Наш новый конюх. Приедет на фаэтоне, запряженном парой лошадок породы коб.[49] Остается надеяться, что твой багаж поместится сзади. Свой чемодан вы поставите себе под ноги, мадам!
Бонни кивнула, соглашаясь, потому что рот у нее был набит вкуснейшим круассаном со сливочным маслом. Элизабет постаралась скрыть волнение.
«Это может оказаться тот самый Жюстен, из детской! - сказала она себе. - Ждать осталось недолго, каких-то двадцать минут!»
Интуитивно она почувствовала, что деда лучше ни о чем не спрашивать. С рассеянным видом девушка допила молоко.
- В принципе, мы могли сойти с поезда еще в Варе, - ни с того ни с сего сказал он. - Но ехать ночью в экипаже бывает небезопасно. И уж тем более я не остановился бы на ночь в единственном трактире этого городишки!
- Действительно, поезд останавливался на вокзале Вара, - проговорила Бонни. - Я видела на стене табличку.
- Мое дорогое дитя, по случаю твоего возвращения на родину я выбрал достойное заведение, - продолжал Ларош, не удостоив гувернантку взглядом.
- Благодарю вас, дедушка. Я позавтракала, и мне бы хотелось немного прогуляться, если, конечно, вы не против.
- Ты не притронулась ни к круассанам, ни к хлебу, - заметил Ларош. - А об одиночных прогулках не может быть и речи. Прошу, останься за столом. Я еще не затронул очень важной темы, Элизабет, и теперь самое время это сделать. Отныне и до своего совершеннолетия ты - под моей опекой. Нотариус уже составил соответствующий документ.
Онемев от удивления, до крайности раздосадованная, девушка свернула столовую салфетку. У нее возникло ощущение - и очень яркое! - что она в клетке и дверца вот-вот захлопнется. Она не стала сдерживаться.
- Я с таким трудом добилась мало-мальской независимости в Нью-Йорке, прожив столько лет взаперти! Я же вам рассказывала! - гневно начала она. - И если во Франции я снова буду несвободна в своем времяпрепровождении и поступках, то и радоваться возвращению я больше не вижу повода!
