* * *
Мы
с милой Эдит
были
счастливо
женаты двадцать
лет. Она была
внучатой
племянницей
Уильяма
Говарда Тафта,
двадцать
седьмого
президента
США и десятого
главы Верховного
Суда. Она
также была
вдовой
спортсмена и
банкира из
Цинциннати
по имени
Ричард
Фэрбенкс-младший,
который в
свою очередь
произошел от
Чарльза Уоррена
Фэрбенкса,
сенатора от
штата
Индиана, а
впоследствии
вице-президента
при Теодоре
Рузвельте.
Мы
познакомились
задолго до
того, как
умер ее муж. Я
убедил его, и
ее тоже, хотя
надо
отметить, что
недвижимость
принадлежала
ей, а не ему,
сдать мне амбар
для картошки
в качестве
мастерской. Они,
разумеется,
никогда не
разводили
картошку. Они
просто выкупили
землю у фермера,
их соседа к
северу, в
обратную
сторону от
пляжа, чтобы
на ней никто
ничего не
строил. Амбар
прилагался к
земле.
Мы
не были
близко
знакомы, пока
не умер ее муж,
а моя первая
жена, Дороти,
не ушла от
меня с нашими
сыновьями,
Терри и Анри.
Я продал свой
дом,
находившийся
в поселке
Спрингс, в
шести милях
отсюда на
север, и амбар
Эдит стал для
меня не
только
мастерской,
но и жильем.
Это
странное
жилище,
кстати,
невозможно
увидеть из
особняка, в
котором я
сегодня пишу.
* * *
От
первого
брака детей у
Эдит не было,
и было уже
поздно
заводить их
после того,
как я одним
разом превратил
ее из вдовы
господина
Ричарда
Фэрбенкса-младшего
в супругу
господина
Рабо Карабекяна.
Так
что наша
семья
выглядела
совсем крошечной
на фоне
огромного
особняка с
двумя
теннисными
площадками,
плавательным
бассейном,
конюшней и
амбаром для
картошки – и
тремя
сотнями
ярдов частного
пляжа на берегу
Атлантики.
Можно
подумать, что
мои сыновья,
Терри и Анри
Карабекяны,
которых я
назвал так в
честь моего самого
близкого
друга,
покойного
Терри
Китчена, и
художника,
которому я и
Терри больше
всего завидовали,
Анри Матисса,
с удовольствием
приезжали бы
ко мне сюда
со своими семьями.
У Терри двое
своих
сыновей. У
Анри – дочка.
Но
они со мной
не
разговаривают.
«Ну
и пусть! Ну и пусть!»
– вопию я в
этой ухоженной
пустыне.
«Наплевать!».
Прошу
прощения, вырвалось.
* * *
Милая
Эдит, еще
одно живое
воплощение
Извечной Матери,
поспевала
всюду. Даже
когда в доме
оставались
только мы
двое и
прислуга, она
наполняла
наш викторианский
ковчег
любовью,
весельем и
рукодельным
уютом.
Никогда в
жизни она ни
в чем не
нуждалась, и все
же готовила
вместе с кухаркой,
возилась в
саду с
садовником,
сама закупала
все продукты,
кормила птиц
и домашних животных,
а с окрестными
зайцами,
белками и
енотами
водила
личную
дружбу.
Но
и гостей у
нас всегда
было много,
постоянные
приемы,
кто-нибудь то
и дело жил в
доме неделями
– по большей
части ее
родственники
и знакомые. Я
уже упомянул,
как обстояло,
и обстоит,
дело с моими
немногими
кровными
родственниками
– моими
потомками, из
которых
никто со мной
не общается. Что
касается
благоприобретенных
родственников
из моего
взвода, то
некоторые были
убиты в той
небольшой
стычке,
которая стоила
мне
немецкого плена
и одного
глаза. Тех же,
кому удалось
вернуться, я
с тех пор ни
разу не
видел.
Возможно, они
были не так
сильно привязаны
ко мне, как я к
ним.
Бывает.
Члены
другой моей
искусственной
семьи, абстрактные
экспрессионисты,
по большей
части умерли,
кто от чего,
начиная с
незатейливой
старости и
кончая самоубийством.
Те же
немногие,
кому удалось
выжить, не разговаривают
со мной, как и
мои кровные
родственники.
«Ну
и пусть! Ну и
пусть!» – вопию
я в этой
ухоженной
пустыне.
«Наплевать!».
Прошу
прощения, вырвалось.
* * *
Вскорости
после смерти
Эдит вся
прислуга
взяла расчет.
Они сказали
только, что
им стало
здесь слишком
одиноко. Я
нанял других,
положив им
гораздо больше
денег, в качестве
компенсации
за себя и за
все это одиночество.
Пока была
жива Эдит,
был жив дом, и садовник,
две служанки
и кухарка
жили с нами.
Теперь
осталась
только кухарка,
причем, как я
уже упомянул,
другая, и весь
третий этаж
флигеля для
прислуги
находится в
ее
распоряжении
– ее и пятнадцатилетней
дочери. Ей на
вид лет
сорок, родилась
в
Ист-Хэмптоне,
разведена.
Дочь, Целеста,
никаких
услуг мне не
оказывает,
просто живет
здесь, ест
мои продукты
и принимает
шумных и
нарочито
невежественных
дружков,
которые
пользуются
моими
площадками
для тенниса,
моим
плавательным
бассейном и
моим частным
пляжем.