Назидательность комедий Симеона Полоцкого не отталкивала зрителей, давая обильную пищу уму, а увеселительность представлений лила бальзам на впечатлительные души отроков и отроковиц, наносила удар по черствости сердец седовласых государевых людей.
Русский театр, подобно сказочной птице Феникс, не единожды восставал из пепла в прямом и переносном смысле. И не убоимся сказать, что российское театральное искусство в лице Симеона Полоцкого имело своего национального первооткрывателя и первого профессионального драматурга.
Патриарх Иоаким, когда уже по Симеону Полоцкому была отслужена панихида и прах его был упокоен в родном Заиконоспасском монастыре, в сердцах заявил, что почивший в Бозе «не хотел считать кого-нибудь духовным выше себя». Без сомнения, это утверждение голословно. Мы обращали внимание на ту искренность, уважение и особую деликатность во взаимоотношениях с иерархами православной церкви. Разве это не свидетельство того, что на роль владыки, а тем более святого он никогда не претендовал.
Неисповедимы пути Господни, впрочем, как и неисповедимы судьбы людские. Ученики Симеона Полоцкого оказались в противоборствующих лагерях, а утверждение, витавшее на Большом Московском соборе: «Не царь для патриарха, а патриарх для царя», – обрело реальные очертания в правление Петра Первого. В 1700 году патриаршество в России перестало существовать[128], а в 1721 году последовал царский указ о Святейшем правительствующем синоде. Так был решен вопрос об окончательном подчинении церкви государству. Набожность, заложенная в детстве царевича Петра Алексеевича букварем Симеона Полоцкого, уступила место прагматичности, и ни один из последующих правителей даже не пытался восстановить выстраданную Россией форму окормления православных христиан верховным пастырем.
Воссоединение Малой и Белой Руси с Россией под скипетром русского самодержца Симеон Полоцкий, в своем служении не разделявший братские славянские народы, приветствовал всеми возможными способами: поэтическим даром и словом Божьим яркого проповедника. Он не менее патриарха и инока Евфимия Чудовского, а может быть и более их, противостоял натиску протестантизма, который, перешагнув границы Немецкой слободы, перешел в наступление на православие. Оценивая угрозу, Симеон Полоцкий писал:
Дабы сопротивникам ответ крепкий дати,
Православныя себе именуют быти,
А мрачных еретиков не можем учити,
Саме бо не учимся, избрахом лежати,
Во тме невежествия таин почивати.
Вот они, извечные беды России: лень и невежество! Резкой отповедью Симеона Полоцкого протестантам стали восемь насыщенных аргументами бесед: «О думах святых», «О почитании мощей святых», «С почитателями канонов святых» и другие. «Отец Симеон – доблестный защитник православия против ересей лютеранских», – сообщает Иван Соколов в книге «Отношение протестантизма к России в XVI и XVII веках». «Аще мать наша православная церковь, о твоем преподобии, яко о своем любезном чаде, утешается», – писал в одном из писем к учителю Сильвестр Медведев.
Ближайшему другу и ученику, питавшему глубокую преданность Симеону Полоцкому, мы обязаны подробным описанием последнего месяца жизни игумена. Вспомним, как герой нашего повествования относился к исходу земного жития, считая, что против смерти не существует лекарств:
Человек яко трава и яко цвет увядает,
Наг родится и наг умирает.
Симеон Полоцкий, обладавший отменным здоровьем и на протяжении многих лет ничем серьезным не болевший, всё же готовился к кончине загодя, написав «Духовную»[129]. Это завещание – образец христианского смирения, оно обращено к последователям и пронизано мыслью о том, что ни одно из его начинаний на поприщах литературы и просвещения не должно с завершением земного пути кануть в Лету.
…Поначалу болезнь казалась Симеону Полоцкому не опасной, однако чрезмерное утомление все же сказалось. Двадцать четыре дня настоятель Заиконоспасского монастыря поднимался со своего жесткого ложа, выстаивал заутреню и вновь возвращался в келью, где подолгу лежал в глубоком раздумье. К нему приходили отец Филарет Твердилов, старец, который перешагнул порог семидесятилетия, архимандрит соседнего Богоявленского монастыря Амвросий, любимый племянник Михаил, с которым он вел душеполезные беседы. Неотлучно у постели Симеона находился Сильвестр Медведев, с горечью наблюдавший, как жизненные силы час от часу покидают его учителя. Предчувствуя смерть, Симеон Полоцкий исповедовался. Далее предоставим слово свидетелю последних мгновений его жизни.
