Слово «идеология»[87] в словаре «Живого великорусского языка» В. И. Даля отсутствует, и немудрено. Занесено оно было в российский лексикон из Франции в середине XIX века, но это вовсе не означает, что мы не вправе употреблять его относительно века XVII, о котором идет речь. Алексей Михайлович выстраивал собственную систему взглядов, давая Симеону Полоцкому различные поручения, в то же время испытывая его на верность государственно-церковной идеологии. В свою очередь, своими трудами, виршами, орациями игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса воочию доказал, что находясь на «идеологической службе» у царя и патриарха, он хлеб даром не ест.
Можно только позавидовать Симеону Полоцкому как тонкому психологу. Он умел улавливать смену настроений в Алексее Михайловиче, пролить бальзам на душу в минуты горести, укрепить разум в поисках оптимального решения и никогда, ни при каких обстоятельствах не проявлял собственной инициативы, исподволь прощупывая мнение монарха в вопросах, в которых имелся и его интерес. Сводился же он к одному: воспитанию достойной поросли и служению народному просвещению.
Намеревался ли встать Симеон Полоцкий во главе образовательного учреждения, идею которого, как мы помним, озвучили «благочестивые прихожане церкви Иоанна Богослова»? Ответ утвердительный: несомненно. Пользуясь безграничным доверием московских патриархов, Симеону Полоцкому удалось заполучить грамоты, оказавшиеся бесценными для осуществления заветной мечты.
«Вера без дел мертва» – неоспоримое высказывание апостола Иакова Симеон Полоцкий неизменно употреблял, получив благословение на то или иное начинание. Создание же Славяно-греко-латинской академии он ставил на первое место и потому столь тщательно готовил почву в российском церковном мире.
Еще на Большом Московском соборе он с успехом завязал тесные отношения с митрополитом Сербским[88] Феодосием, который по повелению Алексея Михайловича продолжительное время пребывал в Москве. Но без дела владыко не сидел и отправлял богослужения в Архангельском соборе Кремля до 1667 года, когда в России была открыта новая Белгородская кафедра. Первым митрополитом обширного русского края стал Феодосий, присовокупив к своему митрополичьему титулу поименование Белоградский и Обоянский. Но расстояние отнюдь не мешало единомышленникам сохранить дружеские отношения и вести переписку. Сохранился черновик письма Симеона Полоцкого к владыке Феодосию. Датировано оно 22 ноября 1668 года. «Преосвященный господине отче митрополито Белоградский… пастырю словесного стада Христова преободрейший, а мне отче и благодетелю премилостивейшии! Радости мое сердце исполниса, егда и велием разстоянием от преосвященства твоего удален, незабвен бых у милости твоея, занеже посетил мя еси отеческим твоим писанием, пастырское на мя благословение… А еже повел ме твое святительство написать, охотно сотворил и посылаю. Точно не вем, аще лучих угодити потребе. На вящшая работания готовя мя, обещая быти, пастырской милости непременной вручаюся и благословения желаю».
Нетрудно догадаться, что речь идет о работе вовсе не литературной, не сочинительстве виршей, а о труде, который занимал Симеона Полоцкого всего без остатка.
С будущим, восьмым по счету патриархом Московским и всея Руси Питиримом (а до его избрания в июне 1672 года – митрополитом Новгородским и Великолуцким) Симеон Полоцкий сошелся на почве неприятия безрассудного поступка Никона. Фактически в отсутствие своенравного верховного пастыря все церковное управление было сосредоточено в руках Питирима, который надеялся занять патриарший престол. С первой попытки взойти на него не удалось, да и само патриаршество Питирима длилось недолго, менее года[89]. Но в дипломатичности Симеону Полоцкому нельзя отказать. Еще в Богоявленском монастыре монах Симеон, стараясь привлечь внимание наместника патриаршего престола, одарил владыку стихотворным преподношением.
Симеон Полоцкий, судя по всему, мог запросто бывать у его святейшества и излагать его мысли на бумаге. Примечателен факт написания Симеоном Полоцким духовной Питирима в ту пору, когда тот еще находился на митрополичьей кафедре. В патриарших палатах Питирима велись жаркие «разглагольствования», однако по краткости патриаршего правления Питирима трудно установить состав участников богословских споров. И все же отголоски одного из них до нас дошли. В догматическом споре о времени пресуществления Святых Даров скрестили копья Симеон Полоцкий и Епифаний Славинецкий. Можно предположить, что Симеон отстаивал воззрения, изложенные в «Венце веры», Епифаний – в трактовке отцов церкви
