…В рецензии И. Татарского на книгу о Симеоне Полоцком, авторство которой, вероятно, принадлежит видному русскому историку Н. И. Костомарову, который подвергает резкой критике историческую основу труда, между прочим говорится: «Дело (написание книги. – Б. К.), конечно, похвальное, ибо кому не известно, как легко ученые ошибки превращаются в предрассудки и как трудно эти последние исправляются». При этом ученый делает весьма важное заключение: «На всех угодить трудно, найдется строгий критик, который увидит… невоздержанность автора и его единожды принятый метод».
Глава XI. Несостоявшийся архиерей
Да не еже аз хощу произвожу в дело
но Богу волю мою да подчинно зело…
Симеон Полоцкий
Нетрудно догадаться, что в решении вопроса о выборе патриарха Большой Московский собор пошел по пути наименьшего сопротивления. Наученные горьким опытом служители Русской Православной церкви выбрали на место строптивого и гордого Никона «старца скромного, кроткого, но дряхлого и немощного, явно клонившегося ко гробу». Откровенно говоря, и сам патриарх Московский Иоасаф не скрывал своей «глубочайшей старости» и прекрасно сознавал, что в пору духовного неустройства России он – фигура временная, что и показали дальнейшие события.
Но для Симеона Полоцкого было крайне важно, чтобы земные дни верховного пастыря продолжались как можно дольше. Ни один человек из церковного клира не пользовался большим доверием патриарха, нежели игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса. Влияние Симеона Полоцкого на церковную политику было обширным и значительным. И хотя под грамотами стояла подпись Иоасафа II, написаны они все рукой Симеона и содержат мысли, которые он умело внушал его святейшеству. Без сомнения, такое положение дел многим было не по нутру и, едва став патриархом, Иоаким разразился гневной репликой по поводу беспомощности своего предшественника: «Симеон полочанин, учившийся у езуитов, и державый мудрствования тех, и именем его (Иоасафа. – Б. К.) писаша, еже хотяша».
Но тогда возникает вполне закономерный вопрос: почему Симеон Полоцкий как особа, приближенная к монарху и патриарху, ни на шаг не продвинулся по церковной иерархической лестнице, оставаясь скромным игуменом монастыря с небольшим количеством насельников? Поступали ли ему предложения от правителя России и патриарха Иоасафа оставить учительство в Заиконоспасской школе и занять епископскую кафедру, сулившую многие выгоды? Вероятно, такие предложения имели место. От Алексея Михайловича, однако с оговорками – государь не желал терять ни задушевного собеседника, ни воспитателя, который полюбился детям. От патриарха Московского – не исключено. Ведь правой рукой его святейшества являлся начальник Печатного двора, назначаемый только из архиереев. Симеон Полоцкий для такого благого дела – сущая находка.
Порассуждаем. Многое из того, о чем помышлял Симеон Полоцкий, ушло с ним в могилу. Однако можно предположить, что он отменно сознавал, что милость самодержца вполне может внезапно смениться на гнев, а безбедное житие на бесчестие, то есть опалу. Перед его глазами были десятки примеров вхождения во власть, близость к которой обернулась крушением человеческих судеб.
В 1887 году в Киеве в типографии Г. Т. Корчак-Новицкого вышла брошюра, освещавшая жизнь и деятельность Симеона Полоцкого, как отклик на труд И. Татарского с похожим названием. Кто стоял за инициалами «Г. Я.», поставленными под последними строками книжицы, остается загадкой. «Что Симеон был честолюбив и что честолюбие было одним из главных мотивов его деятельности… мы совершенно согласны», – утверждает анонимный автор и тут же обрушивается на И. Татарского, который «вовсе не считает честолюбие Симеона пороком, а своего рода достоинством». Поэтому-то и монашество, мол, Симеон принял только из честолюбивых побуждений, руководствуясь иезуитским правилом: цель оправдывает средства…
Возникают закономерные вопросы. Неужели на исповеди перед монашеским постригом Самуил Петровский-Ситнянович был неискренен? Неужели братия Богоявленского монастыря, а затем московский православный клир не разглядел в иеромонахе Симеоне душу с двойным дном? Неужели низменные качества двуликого Януса, якобы прочно поселившиеся в Симеоне, позволяли ему создавать непревзойденные творения, проникнутые духом Господним? И наконец, мог ли высокопросвещенный, но безвестный и безродный монах ставить перед собой нереальную цель восхождения к вершине признания, если бы не его величество случай? Иное дело, что Симеон Полоцкий воспользовался, и умело, житейской мудростью, не предосудительной во все времена. Не только творчество, но и сама жизнь Симеона Полоцкого зависела от расположения одного читателя – Алексея Михайловича. А инстинкт самосохранения присущ человеку от рождения.
