Катя долго рассматривала конверт: и почерк незнаком, и обратный адрес. В том городе у Кати не было ни друзей, ни знакомых; она туманно представляла, где он находится, этот город. По карте — ниже и правей, а что там? как там?
Катя все смотрела на конверт: как же так, что она не помнит кого-то из своих добрых знакомых, но мелкие, квадратненькие, тщательно выписанные буковки она видела впервые; у всех знакомых Кати почерк как у нее, разные все они были схожи какой-то распахнутостью, вольностью, а этот такой… скованный.
Катя все смотрела на конверт: это нелепость, ошибка, но квадратненькими буковками был четко выписан ее адрес, ее фамилия, ее имя.
Все так же в недоумении, Катя открыла, наконец-то, конверт, достала листик, исписанный черными буковками, не читая, перевернула письмо, но и аккуратненькая подпись "Володя" не сказала ей ничего. С тем же чувством недоумения Катя начала читать и читала, по-прежнему не понимая, кто же пишет ей.
"Извините, что задержал ответ, но раньше написать не мог по многим причинам. Главная — "а ведь я совсем не тот, кого она ищет".
У Кати, можно сказать, глаза полезли на лоб: она? ищет? кого?!
Хотя… Может быть… нет, не ищет, но ждет. Но кто об этом может знать? А уж кого она ждет, она и сама не знает. Но знает, он объявится, когда ему будет положено, ведь все живут, не зная друг о друге, вот мама с папой, но приходит нужный день, и они встречаются. Так что… (Но что бы он, тот, кого она должна встретить, делал в… — и Катя вновь глянула на конверт с названием чуждого ей города.) Правда, мама говорит, что она, Катя, ждет принца. Папа ничего не говорит. А бабушка — та сердится, что, между прочим, очень странно: у всех подруг родители сердятся от звонков, оттого, что подруги болтают с парнями по телефону, а у нее, у Кати, сердятся, особенно бабушка, оттого, что она болтать не хочет. Катя морщится от звонков, что отрывают ее от книги, и кричит: "Если кто-то из парней (ну, с подругами она так поступать просто не может), скажи, что меня нет дома".
А бабушка: "Да ты хоть узнай сначала, кто говорит!"
— Ну, какая разница?! Нет меня!
А бабушка качает головой:
— Довыбираешься! Привыкла, что их вокруг тебя полно. А проснешься однажды и увидишь, что рядом — никого. Вот тогда вспомнишь, как швырялась ими, да поздно будет.
Кате такие разговоры обидны чрезвычайно. Кем это она швыряется? Кого это вокруг нее полно? Знакомых? Ну, если им сейчас скучно и охота поболтать, почему она должна гробить весь день на говорильню? Никем она не швыряется. Сами они все появляются откуда-то, сами узнают телефон, сами звонят, им заняться нечем — значит и ей тоже? А говорить с ними не о чем. Есть, правда, несколько ребят, те могут и по телефону рассуждать о поэзии, о новых сборниках, о какой-нибудь встрече, скажем в Политехническом, стихи читать вот с ними литературные телефонные диспуты и обмен мнением на фоне взаимных поэтических чтений Катя проводит. Это ей интересно. Но уж тут тотчас заговаривает обычно молчащий отец, да так, что и не остановишь его, словно ему надо наверстать все время молчания.
Как раз в момент телефонного общения отцу непременно требуется позвонить. Ладно еще, если из дома. Можно перед собеседником извиниться, попросить перезвонить. А то из метро. Прежде чем выйти из вестибюля и сесть в автобус, отец звонит домой и сообщает, что он купил сосиски. А телефон занят и занят. И отец приезжает домой больной от бешенства, что сообщение о купленных им сосисках не появилось дома прежде него. Не зная, в чем дело, а только увидев лицо отца, можно подумать, что в доме произошла катастрофа, трагедия — всей семьи, или в общечеловеческих масштабах даже. Катя как-то пыталась ему объяснить, что обед, между прочим, все равно готов с утра, и никто бефстроганов в кусок говядины назад не превратит оттого, что он купил сосиски, но отец в такие моменты слышит только себя и его монолог с бесчисленными речевыми вариациями и тональностями одной-единственной фразы "Я хотел позвонить домой, сказать, что я купил сосиски, но телефон был занят" мог бы вызвать зависть лучшего греческого хора. И рефрен — тоже во всевозможном разнообразии — "О чем можно столько говорить по телефону?!"
