У последней клети Так остановился. Ткнул в неё пальцем.
— Здесь!
Робин посветил факелом. Свет коснулся ткани, затянувшей вход. Скрипнула, отворяясь, дверь клетки. Я содрал покрывало. Отшатнулся. В глаза ударил яркий розовый свет.
— Боже! — вздохнула Мари.
— Фак! — прикрылся я ладонью, защищаясь. — Светомаскировка, как в лучших домах Лондону и Парижу!
— Оно… прекрасно! — прошептал Так.
Стена переливалась, будто экран новенького смартфона на загрузке.
Я вошёл в клеть. Опустил взгляд. На полу в пыли нашлось несколько следов. Будто кто–то вышел из стены, прошёлся по клетке. Потоптался в углах, видимо закрепляя покрывало. И вернулся обратно в розовую гладь.
Тут, в целом, даже Егорка сообразит, что это портал.
Но куда он ведёт?
Я облизнулся. Шагнул к стене ближе. Фак… Куда он ведёт?
— Лолушко, — предостерегающе сказал Тристан. — Не надо.
— Сам знаю, что не надо. Но… Вдруг там вкусненькое?
В памяти объявился Головастик, и его злобная речь при прощании. Протянутая к свечению рука сама отдёрнулась. Я сделал маленький шажок к стене. Волосы на голове зашевелились, будто от статики. От портала ощутимо веяло теплом.
— Лолушко! — повысил голос рыцарь.
Я обернулся. Приподнял ногу, демонстративно делая шаг, как проверяющая реакцию хозяина собака.
— Несомненно, мои обитатели лесов и дворцов, я могу послать туда любого из вас. Но потом ведь охренею переводить ваши впечатления, если вы вообще вернётесь.
На пол посыпалось всё накопленное барахло. Разрывателя я тоже выложил. Остался только в маске и какой–то средненькой зелёнке. Ох, как орал на меня мой мысленный Головастик сейчас. Истошно. Его голос поразительно напоминал интонациями вопли недавно приобретённого меча.
— Но я же не совсем дурак! Для начала я должен предложить вам особенное! Я выбираю Мари!
«Мари Уверовавшая отклонила приглашение в «Пренебречь, вальсируем“, потому что уже состоит в клане. Это автоматическое сообщение».
— Меня? — не поняла разбойница.
— Я выбираю Робина Шапку!
«Робин Шапка отклонил приглашение в «Пренебречь, вальсируем“, потому что уже состоит в клане. Это автоматическое сообщение».
Стрелок надломил, вопросительно, бровь.
— Это заметно усложняет дело, — прокомментировал это я. — Вы двое тоже небось уже у За–за–заики? Ладно. Я выбираю Тристана!
«Тристан Бердлесс принял приглашение в «Пренебречь, вальсируем“».
— Что это значит? — нахмурился рыцарь.
— Теперь, если ты захочешь ко мне обратиться, то подумай обо мне и скажи это мысленно. Я узнаю.
«Тристан Бердлесс: что ты узнаешь?»
— Работает! — сказал я и шагнул в портал.
Женщина смеялась. Сидя в грязи, на дне колодца, она упиралась ладонями в кладку древних камней и смотрела наверх. Чёрные губы лопнули, и по подбородку сочилась кровь. Безумный взгляд неестественно голубых глаз безошибочно ловил взор Сценариста.
Шёл сильный дождь. Мокрая ткань плаща облепила склонившегося над колодцем Андрея. С капюшона градом лили капли, падая в жадное чрево колодца, на дне которого хохотала сумасшедшая.
Он опёрся на мокрые камни воспалёнными ладонями, и холод унял бьющий Сценариста жар.
Смех отражался от стен, менялся, вибрировал, добираясь до выхода из колодца совсем иным. Зловещим, жутким.
— Кто ты? — спросил Андрей.
Женщина рассмеялась ещё сильнее, из глаз её ручьями текли слёзы.
— Кто ты?! — гаркнул Сценарист. Он привык к страху, привык к боли, но не к смеху. Смех твари превращал его из хищника в добычу.
Та встала, не сводя взгляда с фигуры в плаще. Упёрлась в кладку, окровавленные руки воткнулись между камней клиньями. Брызнула грязь. Смех изменился. В нем стало больше торжества и угрозы.
И тогда безумица стала подниматься. Руки её ожили. Похожие на упругих змей, они шарили по камням, в поисках упора, впивались в трещины, пульсировали, будто присасываясь и затем рывками поднимали слабое тело в грязной ночнушке. Ноги безвольно болтались, будто в обитательнице колодца жизнь теплилась лишь в руках и в голосе. Раскачиваясь, выстреливая удлиняющимися руками тварь приближалась.
Сценарист отпрянул. Попятился прочь от колодца, мокнущего под секущим ливнем. Дождь сожрал окружающий мир. Осталась лишь дорожная хлябь, да старый колодец.