— Отвергнувший Еммануила, — прошипела Мари.
Божечки–кошечки, вот это метаморфоза! Я искоса глянул на разбойницу. Тристан тоже повернулся к маньячке, но изумление подавил.
Если двигаться по тракту дальше, то через два–три дня буду уже у своих, в Бастионе. Но… Если заскочить сюда, то может разживусь чем–нибудь. Пачка у меня хорошая собралась. Не, конечно, диковато в шесть рыл брать целый замок штурмом, но тут наверняка что–то придумано для этого. Какой–нибудь привратник.
Мне вспомнился мой Бастион. Там пачку героев вроде нас раскатали бы на подходе. Да теми же башнями сожгли. А здесь почему тихо? Ни одного огонька у крепости нет. Ни часовых, ни дозорных. Слепые чёрные окна. Над воротами обрывок флага.
— Никогда себе не прощу, — сказал я спутникам. — Надо посмотреть.
Мощённая дорога, прямая и аккуратная, манила.
— Как скажешь, Лолушко, — произнес Робин. — Но, по–моему, там уже кто–то побывал.
— Это–то и интересно!
Я понукнул коня. Копыта зацокали по булыжникам. Слишком тихо. Бригада соратников двинулась следом.
Ворота и камень вокруг них почернели от копоти. У входа лежало несколько обугленных, оплавленных железок. Кладка растрескалась от жара. Гарью воняло знатно.
Одна из створок покосилась. Достаточно, чтобы внутрь мог пройти человек. Я спешился. Прошел по чёрным камням и заглянул внутрь. За крепостной стеной начинался выгоревший сад. Скрюченные обугленные деревья молились небесам кривыми ветвями. Следующие ворота, поменьше, лежали на земле.
Обломки оружия и доспехов усеяли внутренний двор. Сеча здесь была хорошая, знатная.
— Ветер силы там, — рядом со мною оказался братец Так. Указал на хмурые стены. — Я чувствую его дуновение.
— Штааа? — не понял я.
— Источник волшебства скрывается в павшей цитадели.
— Ну, положим, стало понятнее. Дорогу покажешь?
Монах поднял руку и указал пальцем вперёд.
— Ладно, пусть хоть так. Веди.
Пройдя в створку поваленных ворот, я оказался в длинном штурмовом коридоре, тоже усеянном обломками доспехов. Смердело страшно. Пришлось заткнуть нос рукавом. Позади хрустели угольками разбойники и лязгал сабатонами Тристан. Так крадучись шёл впереди нас, обходя останки былого сражения.
Робин зажёг факел, отблески заплясали по стенам коридора, наши тени поползли, извиваясь, по полу, искажаясь. Коридор вёл вдоль двух галерей, наверху. Тоже выжженных. Под ногами шуршали уцелевшие наконечники стрел. Лучники били по наступающим с двух сторон, но это им не помогло.
— Что это? — спросил Тристан. Остановил Робина и указал на стену.
Я притормозил, озираясь. Наш лукарь поднёс факел поближе. На обуглившейся стене кто–то крупными буквами нацарапал:
«ПОТРАЧЕНО. РОТТЕНШТАЙН»
Вот оно как. Монах дошёл до выхода из коридора. Переступил через поваленную дверь. Обернулся.
— Я слышу песню силы! Идёмте!
Серьёзные ребята в Роттенштайне. С другой стороны, мы вон впятером отряд северян оприходовали. Эти Бастионы одноразовые, получается?
— И так вот всегда? Когда воскрешённые приходят?
— Нет, — проговорил Большой Джон. Он выглядел чуточку испуганным. — Я видел Храм Сломанной Луны, там все на воскрешённых молятся. Да и здесь, я слышал, гвардия барона пропускала ваших, словно те к себе домой возвращались.
— Логово Ножей принадлежит За–За–Заике. Когда–то там была система пещер, где собирались атаманы Лиги. Но потом пришел он, с друзьями, победил Совет и с тех пор это его земля. Теперь там целый город вокруг раскинулся. Бенедикт знает о нём, но не осмеливается нападать, терпит, святоша, — сказал Робин. — Но я не видел, чтобы воскрешённые поступали так, как здесь.
— Скорее! — нетерпеливо крикнул Так.
Вроде Головастик рассказывал, что Бастионы можно разрушать. Выходит, Роттенштайн снёс его специально?
Крепость выжгли целиком. Прежде торжественные залы превратились в руины. Повсюду доспехи и оружие павших стражей. Так вёл нас куда–то вниз, в подвал. Иногда замирал в мрачных коридорах, пахнущих сыростью и какой–то кислятиной. Закрывал глаза, и вновь уверенно шёл дальше.
Наконец мы оказались в самом низу. В коридоре, слева и справа от которого вместо стен были решётки. За ржавыми прутьями лежали истлевшие скелеты в обрывках одежд. Руки многих всё ещё были закованы в кандалы.
