Я не утверждаю, что сдержанность, уравновешенность и стоическое спокойствие относятся к числу моих главных достоинств. Да, черт возьми, я не флегматик. И хотя в целом я оставляю без ответа высокомерие или угрозы в свой адрес, но могу снести и их, смолчать, если того требуют обстоятельства.
Вот и тогда, на приеме у консультанта Сюзанны, первом после возвращения из Америки, мне каким-то удивительным образом удалось сдержаться.
Хотя, конечно, было достаточно поводов разозлиться. Неслыханная наглость и грубость, например. Я прихожу, их старый клиент, скромный, вежливый, рассказываю о всех своих невзгодах, прошу помочь мне и моей семье, но Сюзанна не отвечает, не объясняет своего отказа, она просто говорит: «Единственное, что мы можем для вас сделать, — это купить билеты на самолет в Исландию. Ваш дом там».
Странно, что она еще не позвонила исландскому президенту и не сказала: «Приезжайте и заберите эту семью. It’s your baby, you rock it».[47]
Хотелось прямо сразу встать и уйти, хлопнув дверью. Есть ведь пределы человеческому терпению. Хотелось спросить: «Вот такой у вас прием? Я-то надеялся, что между нами установились доверие и дружба».
А?
Много чего можно было сказать.
Но я промолчал!
Я лишь пялился на коричневые пробковые панели на полу, подавленный и сердитый.
Молчал, будто не смог найти слов…
Сюзанна забеспокоилась. Я это чувствовал, слышал по ее дыханию. Наконец она спросила:
— Вы слышали, что я сказала, господин Йонссон? Мне нечего вам предложить, могу только помочь вам вернуться домой в Исландию.
Я молчу.
— Неужели вы не понимаете, что разумнее всего вернуться туда, где ваш дом?
— Но более пяти лет наш дом был здесь, — ответил я, почти резко после долгого молчания, я ведь уже вжился в роль и обстоятельства. — Если бы мы захотели жить где-то в другом месте, если бы думали, что в какой-то другой стране нам будет лучше, мы бы давно туда уехали.
Каким же человек может быть милым!
Сюзанна оказалась практически в безвыходном положении, что-то залепетала:
— Да, вы прожили здесь более пяти лет, исключительно на содержании у города…
— Но Стефания работала, — вставил я.
— Да, Стефания работала, но в этом как раз основная проблема, причина, почему мы не можем снова вас принять: забирая несколько месяцев назад свои сбережения из страхового фонда, она подписала обязательство не возвращаться сюда на работу, она отказалась от права работать в Дании на столько-то лет.
— Но я-то ничего подобного не подписывал. Почему вы не можете помочь мне?
— Ну, вы ведь женаты…
— Нет, мы не женаты!
— Что? Подождите…
— Мы давно развелись, еще до того, как переехали в Данию…
Сюзанна в растерянности встала, открыла шкаф с документами, достала папку и начала нервно ее листать. Я был совершенно спокоен и ничего не говорил; возможно, я никогда бы не завел речь о нашем семейном положении, так как полагал, что по датским правилам между браком и сожительством в таких случаях, как наш, большой разницы нет, но раз они пытались использовать это как повод отказать мне в помощи и поддержке, я решил указать им на истинные факты.
Естественно, она нашла нужный документ и удостоверилась, что мы не женаты, но тут же начала говорить, что это значения не имеет, что в глазах датских властей мы семья, тем более что дети после развода остались у Стефании…
— Почему вы так говорите? — спросил я.
— Здесь так написано, черным по белому, — сказала она и нервно улыбнулась.
Я решил больше к ней на этот раз не приставать, не мучить ее, сказал, что новость о том, что нас собираются насильно вывезти из страны, меня шокировала и мне нужно время прийти в себя. Можно ли будет зайти снова и обсудить все поподробнее?
— Дело не в том, что мы выгоняем вас из страны, — ответила Сюзанна. — Мы считаем, что вы уже уехали, вы покинули страну, заполнив все соответствующие документы. А теперь просите принять вас снова, а это невозможно, правила не позволяют.
Я снова стал изображать бессловесного и подавленного. Повесил голову и рассматривал пол. Потом тихо спросил:
— Можно я приду и поговорю с вами поподробнее после выходных?
— Этого я не могу вам запретить, — ответила она взволнованно.
