— Порядок, Паша, он у нас.
— Отлично. Я рад за вас. И за себя — тоже. А с профессором я уж сам разберусь!
— Я тебе разберусь! Сиди как мышка!
— Что вам еще надо? — спросил Егор Михайлович.
— Пока ничего.
— Желаю удачи!
— Бритва у вас с собой? Или в парикмахерскую пойдете?
Профессор выскочил из дома и сел в такси, которое, видимо, ждало его. В руке он держал портфель.
Мы спокойно поехали следом.
— Знаешь, Серега, — сказал Яков. — Я хочу начальству бумагу написать. Большую такую и серьезную.
— В отставку собрался?
— Не, погожу еще. Вот просеивал я коллекционеров, чего только не насмотрелся. Ты знаешь, в музеях того нет, что содержится в частных коллекциях. И все это без конца тасуется, меняется, продается. Ну ладно бы вещи, так сказать, безымянные, какие-нибудь смокинги и лапоточки, прялочки и колокольчики… А то, представляешь, показывают мне (я к примеру): табакерка Дениса Давыдова, бальная книжка Гончаровой, письма Чехова, трубка Алексея Толстого… И ни у кого не возникает ни тени сомнения в том, что эти вещи принадлежат им по праву. Им, а не всему народу, не государству. Добро бы еще — прямые наследники, так нет: все куплено, или выпрошено, или явно похищено. Надо, мне кажется, всерьез этим заняться. Я первый раз с этим столкнулся и никак не пойму, почему мы допускаем такое?.. Валя, ближе не подъезжай.
В тихом, малолюдном переулке, недалеко от гостиницы, профессор вышел из такси и стал в сторонке на тротуаре.
Почти сразу же подъехала дипломатическая машина. Из нее выскочил худенький, но жилистый на вид, рыжеватый иностранец, что-то резко сказал профессору, передал ему длинный неудобный сверток и принял от него сверток поменьше, который профессор достал из портфеля. Профессор стал что-то заискивающе объяснять, но иностранец не отвечал ему, сел в машину и уехал.
Мы терпеливо наблюдали эту милую сценку. Профессор понуро побрел по улице со свертком и портфелем в руках. Сверток был похож на футляр музыкального инструмента.
Такси тронулось за ним, водитель приоткрыл дверцу и что-то сказал. Профессор, как проснувшись, посмотрел на него и покорно сел в машину.
— Поехали дальше, Валя, — сказал Яков. — В гости к профессору Пахомову, на… как это… файв-о-клок. Во, научился в таком блестящем обществе.
Профессор действительно поехал домой.
Мы подождали немного и вошли за ним в подъезд.
Табло над лифтом показывало цифру 3.
— Пешком? — спросил Яков. — Пешком!
Где-то между первым и вторым этажом мы услышали наверху злую ругань и побежали, прыгая через ступеньки.
Дверь в квартиру Пахомова была приоткрыта, и я было уже вошел туда, но Яков придержал меня:
— Постой, неудобно, — семейная сцена.
— Мерзавец! — орал профессор. — Откуда ты это взял?
Голос Павлика мы тоже слышали, но слов разобрать не могли, он говорил гораздо спокойнее. Услышали только одну фразу:
— По сравнению с вами — артист благородный человек, он хоть и шкодил, но не торговал шпагами на вынос!
— Пошел вон! — завизжал профессор. — Подонок!
Послышался звук пощечины, и я нажал кнопку звонка.
Профессор стоял в прихожей, прижавшись спиной к стене, и держался за щеку. Павлик, бледный и решительный, стоял рядом.
На столике лежал в куче разорванной бумаги футляр, обтянутый черной кожей и обитый медными уголками.
— Забирайте ваши вещи, гражданин Пахомов, — сказал Яков. — Поедете с нами.
Шпага лежала на столе Егора Михайловича, рядом с бритвой, которую злорадно подсунул Яков.
— Красавица, — пропел наш начальник довольно верно и приятным тенорком. — Богиня! Ангел! Было из-за чего копья ломать. Молодцы, опята! Но это без обмана? Это она на сей раз, точно она?
— "Лезвие плоское, узкое, сжатого ромбовидного сечения, гравированное с обеих сторон клинка узорами растительного характера, — начал размеренно цитировать Яков. — Ближе к рукоятке — девизы… Эфес оригинального исполнения и тонкой работы…"
— Хватит! Хватит! Ублажили старика, теперь и в отставку можно.
— Усики уберите, прежде чем рапорт писать, Егор Михайлович, — ехидно напомнил Яков.
— А ты жестокий человек, Щитцов. Я тебе это припомню, — пригрозил наш лютый начальник. — Заключение по делу о хищении детской площадки где? То-то. Делаю вам замечание. За работу, ребятки.
