Она поняла в полной мере смысл этого заключения.
– Как же их брак сохранился после этого? – спросила она.
– Он не сохранился.
* * *
Уайетт вошел в кабинет доктора Гэри Воччо, который ответил по переговорному устройству и открыл электронный замок лишь после того, как услышал пароль. Доктор приветствовал его, сидя за письменным столом, где лежали бумаги и стояли три включенных жидкокристаллических монитора. Воччо был почти сорокалетним, со спартанской бодростью и рыжеватыми волосами с мальчишеской челкой. Выглядел он неопрятно, рукава его рубашки были закатанными, глаза усталыми.
Кабинетный тип, решил Уайетт.
– Я обычно рано ложусь, – сказал Воччо, когда они обменялись рукопожатием. – Но НРА оплачивает счет, и мы стараемся угодить. Поэтому я ждал.
– Мне нужно все, что у вас есть.
– Шифр оказался трудным. Нашим компьютерам потребовалось почти два месяца, чтобы разгадать его. Но в том, чтобы довести дело до конца, помогло еще и немного везения.
Подробности Уайетта не интересовали. Он подошел к окнам с толстыми листовыми стеклами, из которых открывался вид на переднюю автостоянку. Мокрый асфальт блестел под натриевыми лампами.
– Что-нибудь случилось? – спросил Воччо.
Это еще было неизвестно. Уайетт не отводил глаз от окна.
Появился свет фар.
С въездной дороги свернула машина, заехала на пустую стоянку и остановилась.
Появился человек.
Коттон Малоун.
Карбонель была права.
Слева появилась еще одна машина. С погашенными фарами. Понеслась прямо к Малоуну.
Раздались выстрелы.
* * *
Хейл слушал Андреа Карбонель. Она не казалась загнанной в угол, скорее, несерьезной и искренне озадаченной.
– Ты понимаешь, – сказал он, – что я могу спокойно отпустить Стефани Нелл, заключив с ней кое-какие договоренности. Как-никак, она глава респектабельного разведывательного агентства.
– Ты увидишь, что работать с ней трудно.
– Труднее, чем с тобой?
– Квентин, ключ от шифра есть только у меня.
– Не знаю, правда ли это. Ты уже лгала мне.
– Ты об истории с Ноксом? Я просто перестраховывалась. Ладно. Этот раунд ты выиграл. Как насчет такого: я предоставлю тебе ключ, и, как только найдешь эти вырванные страницы, мы окажемся в лучшем положении для переговоров.
– Полагаю, в обмен ты захочешь, чтобы я уничтожил то, что у меня хранится.
– Будто для тебя это проблема.
– У меня нет иммунитета против этого обвинения, даже если я найду исчезнувшие страницы.
Хейл знал – ей известно, что каперское свидетельство не защищает от умышленного убийства.
– Тебя это вроде бы не волновало в прошлом, и на дне Атлантического океана есть человек, который согласился бы со мной.
Ее замечание застало его врасплох, потом он сообразил.
– Твой осведомитель?
– Шпионы бывают очень кстати.
Но Карбонель дала ему надежду. Хейл теперь знал, как ему быть. И она знала, что он сделает.
– Исправляешь ошибки?
Она засмеялась.
– Скажем так – при желании я могу быть очень щедрой. Назови это моей демонстрацией доброй воли.
Черт с ней, со Стефани Нелл. Может, будучи мертвой, она окажется более ценной.
– Дай мне ключ. Когда эти две страницы окажутся у меня в руках, твои проблемы будут решены.
Белый дом
Кассиопея вошла в уютную комнату, прилегающую к президентской спальне. На софе, покрытой чехлом из яркого набивного ситца, сидела Полин Дэниелс.
Стоявшая в коридоре женщина-агент секретной службы закрыла за ней дверь.
Они остались одни.
Тусклые белокурые волосы первой леди спадали прядями на изящные уши и узкий лоб. Выглядела она моложе своих шестидесяти с лишним лет. Из-за восьмиугольных линз очков без оправы смотрели привлекательные голубые глаза. Она сидела в неестественной позе, выпрямив спину, сложив руки с набухшими венами на коленях; одета была в традиционный шерстяной костюм, на ногах балетные туфли Шанель.
– Насколько я понимаю, вы пришли допрашивать меня, – сказала миссис Дэниелс.
– Я предпочла бы просто поговорить.
– Кто вы?
Кассиопея уловила в этом вопросе нотку подозрительности.
– Та, кто не желает здесь находиться.
– Это нежелание нас объединяет.
Первая леди указала рукой, и Кассиопея села в кресло, обращенное к софе. Их разделяли два метра, наводящие на мысль о демилитаризованной зоне. Это было неудобно по нескольким причинам, и не в последнюю очередь из-за того, что Эдвин Дэвис только что рассказал о Мэри Дэниелс.
