И в июне восемьсот восемьдесят первого года подкрался к Гарфилду.
– Охраны у президентов тогда не было, – продолжал отец. – Они ходили в толпе, как и все остальные. Пользовались общественным транспортом. Поразительно, учитывая, что одного президента к тому моменту уже убили. Но мы оставались непричастными.
Наконец, второго июля восемьсот восемьдесят первого года Гито встретил Гарфилда в зале ожидания вашингтонского вокзала и дважды в него выстрелил. Свидетелями этого были два сына Гарфилда, госсекретарь Джеймс Блейн и военный министр Роберт Тодд Линкольн.
Одна пуля оцарапала плечо, но другая застряла в спине.
– Этот чертов болван стрелял в упор и не убил его, – сказал отец. – Гарфилд прожил еще одиннадцать недель. Девять месяцев спустя Гито повесили.
Хейл улыбнулся еще одному успеху Содружества.
Смелому и блестящему.
Выбор Гито оказался превосходным. На суде он читал стихи и пел «Тело Джона Брауна»[12]. Просил юридических советов у зрителей и диктовал автобиографию корреспонденту «Нью-Йорк геральд». Даже если б он впутал кого-нибудь, никто бы ему не поверил.
Отец Хейла умер через три месяца после рассказа о Гарфилде. Похороны были значительным событием. Присутствовала вся компания. Хейла тут же ввели в должность капитана.
Тридцать лет назад.
Люди до сих пор почтительно говорили о его отце. Теперь он собирался сделать то, чего отец не добился.
Найти их спасение.
Мысли его прервал стук в дверь кабинета.
Подняв взгляд, он увидел секретаря, тот сказал:
– Она звонит, сэр.
Хейл потянулся к телефонной трубке. Наземная линия связи была защищена от подслушивания и проверялась каждый день.
– Что такое, Андреа?
– Уайетт из-за погоды застрял в Бостоне. Его самолет вернулся на аэродром. Мне сообщили, что он должен вылететь в течение ближайших двух часов. Полагаю, твой человек уже в пути.
– Вылетел.
– Он должен прибыть первым, хотя лететь ему дольше. Может добраться до форта и ждать. Видишь, Квентин, я стараюсь сотрудничать.
– Что-то новенькое для тебя?
Карбонель издала смешок.
– Нокс справится с делом, – сказал Хейл. – Он молодчина. Но мне нужно узнать кое-что. Есть у тебя второй шпион в моей компании?
– Что, если я отвечу на этот вопрос после того, как мы узнаем, насколько удачлив твой квартирмейстер?
– Ладно. Подождем. Должно остаться всего несколько часов. Тогда я потребую ответа.
– Полагаю, Квентин, что когда эти два вырванных листа окажутся у тебя и твое каперское свидетельство будет подтверждено, ты выполнишь другое дело, которое мы обсуждали.
Убийство Стефани Нелл.
– Ты не можешь ее выпустить, – сказала она.
Она была права. Но в игру Карбонель могли играть двое.
– Что, если я отвечу на этот вопрос после того, как ты ответишь на мой?
* * *
Уайетт раздражался все больше. Дождь заливал бостонский аэропорт, и дежурный у ворот уведомил всех, что погода улучшится примерно через час, и вскоре после этого будут возобновлены полеты. Это означало, что он окажется на острове около полуночи.
Ничего. Для того, что ждет там уже сто семьдесят пять лет, еще несколько часов не станут проблемой.
В кармане завибрировал сотовый телефон. Уайетт включил его в терминале. Это был оплаченный заранее бросовый телефон, купленный вчера в Нью-Йорке. Номер его знал только один человек.
– Насколько я понимаю, погода там ужасная, – сказала Карбонель.
– Нелетная.
– Я только что из Белого дома. Президент знает о тебе все.
Ничего удивительного, раз его видел Малоун.
– К счастью, я вылетаю под другой фамилией, – негромко сказал он, отвернувшись от скопления людей.
– ЦРУ, АНБ – никто из них ничего не знает, – сказала она. – Малоун стер разгадку шифра со своей электронной почты, а его датский сервер не хранит резервных копий. Но у Малоуна нет шифровального колеса.
– Ты склеила его?
– Зачем это мне? У меня есть ты.
– В чем цель звонка?
– Я думала, тебе будет интересно узнать о твоем положении, учитывая проблему с погодой. Хотя Белый дом ведет расследование, путь к линии ворот для тебя открыт.
Так он ей и поверил. Все было ясно, как никогда.
– Что еще? – спросил Уайетт.
– Желаю удачи.
И он прекратил связь.
