Я читал мысли жены и мне становилось гадко. Наверное, я сильно покраснел. Подглядывание в замочную скважину всегда претило моей в общем-то благородной натуре.
Маша вертелась у зеркала, собираясь на работу, и что-то тихонько напевала. Да, знала бы она сейчас, что ее мозг коварно прощупывается телепатическими щупальцами мужа!
Я окончательно смутился. Я чувствовал, что поступил некрасиво, даже подло, и тут же, сидя на кухне, поклялся никогда больше не копаться в мыслях и чувствах супруги без ее ведома. Принятое решение принесло мне некоторое облегчение. Я встал, подошел к жене и нежно обнял ее за плечи.
— Прости, — шепотом сказал я.
— За что? — удивилась она, оборачиваясь.
Я промолчал, слегка пожав плечами. А по комнате носился божественный аромат неземных цветов. Она шумно потянула носом, и на ее губах заиграла блаженная улыбка. Подбежав к серванту, она, словно пчелка, заглянула в каждый цветок, слегка повернула вазу и посмотрела на меня. Глаза ее светились счастьем.
— Спасибо, милый! Я рада, что ты не забыл про наш день…
Часы пробили половину восьмого.
— Ой! — испуганно вскрикнула Маша. — Я же страшно опаздываю! Все, бегу! Пока, Коленька…
Она чмокнула меня в щеку и выскочила за дверь.
Я тупо глядел ей вслед. Какой же я болван! Хуже! Бесчувственный, черствый кретин! Осел! Как я мог забыть! Ведь сегодня четырнадцатое мая — годовщина нашей свадьбы! Двадцать лет совместной жизни…
Подводя итог прожитым вместе годам, я вдруг понял, что все это время, все двадцать лет, был счастлив — счастлив так, как бывает счастлив человек, проживший тихую, спокойную жизнь, не знавший ни радости побед, ни горести поражений, ни внезапности потрясений. Кто-то, может быть, скажет, что это не жизнь, а прозябание (кстати, Арнольд именно так и выразился), что счастье в борьбе, а не в тишине и спокойствии. Все это верно — но только отчасти, считал я. Не всем же, в конце концов, бороться, надо же кому-то и жить! Просто жить, не загромождая свой мозг решениями глобальных проблем. У меня есть сын, Василий, неплохой, в принципе, парень, и жена, Маша, о которой я, чего греха таить, так часто забывал. Вот и сейчас… Как я мог забыть! Хорошо, что она этого не заметила, решила, что эти необыкновенные цветы я достал специально к нашему юбилею. Нет, что ни говори, а Арнольд Иванович оказал мне неоценимую услугу. Как знал, что у меня двадцатая годовщина свадьбы! А может, и правда знал? Что ему стоило поворошить мою память и выудить оттуда сведения о свадьбе и, в частности, дату регистрацию брака? Ровным счетом — ничего.
Часы пробили восемь. Я спохватился и, подцепив указательным пальцем дипломат, вылетел на лестничного площадку.
День был хотя и солнечный, но холодный. Дул северный ветер и гнал куцые облака на юг. На углу пятиэтажки стоял газетный киоск, где работала тетя Клава, наша соседка по подъезду. Долгие годы она снабжала меня дефицитной периодикой, оставляя специально для меня нужные мне экземпляры, а я помогал ей по дому чем мог: она ведь жила одна. Но сейчас, вместо обычной приветливой улыбки, тетя Клава одарила меня сердитым взглядом из-под насупленных бровей и высокомерно поджатыми губами. Я оробел.
— Здравствуйте, соседушка, — сказал я настороженно. — Для меня ничего нет?
— Какая я тебе соседушка! И не стыдно в глаза смотреть? Здоровый мужик, а позволяешь себе такое! Мало того, что полночи где-то шлялся, да еще домой пьяный заявился. Думаешь, я не знаю? Я, братец ты мой, все знаю, все видела!
Я стал белее бумаги, а киоск «Союзпечати» поплыл куда-то вдоль улицы.
— И нечего мне тут бледнеть! Нашкодил, так держи ответ! А жена ведь верит ему! На рыбалку он ездил… Как же! Поди, за сорок уже перевалило, а все туда же…
Первый шок прошел. Я взял себя в руки, но еще не решил, как себя вести с этой вздорной старухой — разыграть ли оскорбленную невинность или обернуть все в шутку. Тон тети Клавы вдруг резко изменился.
— Ну, хватит дуться, — добродушно сказала она, доставая из-под прилавка пачку газет и журналов. — Не сержусь я боле. Мне-то, в общем, дела нет до твоих похождений. Бабу твою жалко, хорошая она, работящая. Да и ты, видно, мужик неплохой, только… Ничего жена-то? Молчит? Не догадывается?
