Я, словно экстрасенс, считывал его мысли, которые гласили:
«Нерусский Николай Николаевич. Разумное белковое существо гуманоидного типа на низшей стадии развития. Житель планеты Земля, звезда Солнце. Среднего роста. Возраст — 42 года. В большинстве вопросов — дилетант. Много знает, но знания поверхностные, чему виной, в частности, их система образования. Пристрастен к спиртным напиткам, но не алкоголик. Работает, но интереса к работе не испытывает. Добросовестен и исполнителен, но в то же время инертен и малоактивен. В душе, а иногда и вслух, возмущается существующими порядками и даже, как ему кажется, готов действовать, но никогда не действует. Неглуп, но умом не блещет. Месячный доход — 180 рублей. С трудом, но хватает, хотя ни о каких сбережениях и речи быть не может. Двухкомнатная квартира. Женат, есть взрослый сын. Жену, в общем-то, любит, но скорее по инерции. Никаких потрясений в жизни, кроме смерти матери. Не лишен чувства собственного достоинства, хотя предпочитает стерпеть и снести обиду, нежели дать отпор обидчику…»
— Хватит! — скомандовал Арнольд Иванович.
Я вздрогнул и очнулся, тупо уставившись на собеседника.
— Ну что, похож портрет? — загадочно улыбаясь, спросил он.
— Н-да, — промямлил я, отводя глаза в сторону. — Похож, в общем-то… Только слишком уж…
— Откровенно?
— Д-да, — смущенно ответил я. — Слишком уж. Кстати, — внезапно я изменил тон на подозрительный и пристально посмотрел ему в глаза, — а откуда вы все это обо мне знаете?
— Вот чудак! Да от вас же самого! — воскликнул Арнольд Иванович. — Перекачал информацию из вашей головы в свою, переработал, отбросил все лишнее, обобщил и — пожалуйста! — портрет готов. Знаю, знаю, Николай Николаевич, вы скажете, что сами о себе так не думаете. Верно, не думаете. Но ваша память, в которой я изрядно покопался, содержит такое обилие различных фактов, характеризующих вас с той или иной стороны, что мне осталось только обобщить их и составить исчерпывающую вашу характеристику. Здорово, правда? Работать с голыми фактами тоже надо уметь. Бывает, изрядно попотеешь, прежде чем извлечешь из мыслей собеседника то, что тебя интересует… Да вы не смущайтесь, Николай Николаевич, на Земле вас никто «просвечивать» не будет, там, наоборот, каждый человек будет у вас как на ладони. Пойдемте лучше ужинать, время уже подошло.
Ужин произвел на меня благоприятное впечатление, как, впрочем, и вся инопланетная кухня. Арнольд Иванович в ожидании скорой разлуки был особенно разговорчив и обходителен. Обладая способностью читать мысли, он предупреждал любое мое желание. Он искренне жалел, что приходится расставаться со своим новым другом, дважды в его глазах показывались слезы. Пытаясь заглушить горечь предстоящей разлуки, он усиленно налегал на коньяк, так что к концу ужина его изрядно развезло. Я же, растроганный столь откровенным проявлением чувств со стороны инопланетянина, старался не отстать от хозяина и вскоре тоже как следует захмелел.
— Коля, я хочу выпить за тебя! — еле ворочая языком, произнес Арнольд Иванович и в очередной раз наполнил рюмки. — И за нашу будущую встречу!
— Арнольд Ив… ик! — я, кажется, икнул, — Иваныч… Арноль-дик! Дай я тебя поцелую…
Я встал и, шатаясь, потянулся через весь стол к своему другу, но случайно задел бутылку, и та с грохотом упала на пол, разбившись на мелкие кусочки.
— К счастью! — завизжал я и смахнул со стола все остальное.
— Молодец! — одобрил мой поступок Арнольд Иванович, похлопав меня по плечу. — Так держать!.. Все, Коля, нам пора, скоро Земля. Слышите, гражданин, вам на следующей выходить!
— Не хочу на Землю! — заорал я дурным голосом. — Хочу всю жизнь летать на твоей посудине! Ты мой лучший друг, Арнольд. Нет, ну кто бы мог подумать, что среди этих, как их… — я ткнул пальцем вверх, не найдя нужного слова, — попадаются такие отличные мужики! Ну дай я тебя поцелую, Арнольдик! Арноша!..
Мы обнялись и, качаясь словно при восьмибалльной качке, дуэтом пропели «Только шашка казаку во степи подруга…», сорвав аплодисменты у экипажа звездолета.
Прошло четверть часа. В иллюминаторе появился голубой контур земного шара. В каюту командира, где готовый к высадке сидел я, ворвался запыхавшийся Арнольд Иванович с огромной охапкой голубых роз.
