— Господа! Сделан ещё шаг, ещё один мощный рывок к будущему! Случившееся сегодня просто феноменально! Поэтому, я думаю, никому не покажется странным, если это детище нашего талантливого изобретателя мы назовём скромно и ёмко — дизель!
— Ура! Ура, Дизель! — раздавалось то тут, то там. — Да здравствует Дизель!
В этом ликующем море только один Георг Шнайдер заметил, как лицо инженера стало серьёзным, а на лбу выступило несколько капель пота. Дизель, казалось, не слышал происходящего.
Вечером, когда в ресторане «Флора» закончилось чествование, Рудольф Дизель сел в один экипаж вместе с меланхоличным толстяком, генеральным директором Аугсбургского завода Эрихом Ульмом.
— Ну как, Рудольф, вы довольны? — спросил тот, едва зацокали копыта.
— Я очень рад, — сдержанно ответил инженер. — Однако я прошу вас, милейший господин Ульм, не называть мотор моей фамилией, на это есть очень много причин, сообщать которые я не хотел бы.
— Хорошо, хорошо, мы подумаем, но, поверьте мне, мой дорогой, скромность не всегда украшает человека, к тому же вы немного переутомились и взволнованы. Отдохните, расслабьтесь, съездите на Оффенбаха, наконец.
— Да, да, господин Ульм, возможно, вы правы.
Однако проходило время, а дизель оставался дизелем (я, конечно, говорю о двигателе). В конце концов, инженер не вытерпел и ворвался в кабинет директора.
— Почему мотор называют моим именем? — с раздражением спросил он.
— Потому, что вы его изобрели, — примирительно ответил директор.
— Ну и что! Мало ли что я изобрёл! Я требую убрать своё имя! — стал повышать голос Дизель.
— Это невозможно, — категорически сказал Ульм.
— Да? Интересно, почему это невозможно?
— Потому, что уже заключены договоры с другими предприятиями, в том числе и с заграничными, а в графе «наименование товара» стоит — дизель.
— Где? Где эти договоры? Их нужно сжечь! — закричал Дизель. Его лицо покраснело, и через несколько секунд он, наверное, перешёл бы к физическим действиям.
Из-за двери выглянули испуганные лица двух мастеров, приглашённых для беседы. Ульм успел им подмигнуть, потом он таинственно огляделся по сторонам и подвёл Рудольфа Дизеля к окну, делая вид, что собирается сообщить ему нечто важное, а им незаметно махнул рукой. Мастера ворвались в комнату и довольно быстро скрутили изумлённого Дизеля. Явившийся в скором времени заводской врач сделал ему инъекцию успокаивающего, после чего он расслабился, а Ульм сказал:
— Господин экзальтированный гений, если уж вам так это не нравится, добейтесь приёма у Кайзера. Да, да, у Кайзера. Сегодня это единственный человек, который действительно может вам помочь.
Сколько было потрачено времени, сил и нервов, чтобы добиться решающей аудиенции, известно только богу, и вот, наконец, в руках у Дизеля было официальное разрешение на посещение коронованной особы.
«Лицо Кайзера, — записывает верховный секретарь имперской канцелярии, — сияло на фоне карты государства. Два алмазных светила являлись глазами, усы взлетели под прямыми углами вверх и во всём облике его в тот момент действительно чувствовалось что-то от орла, печатавшегося на реверсе каждой немецкой марки. Треуголка, лежавшая на столе, была украшена целым каскадом пышных страусиных перьев, мундир сплошь бронирован орденами, а три красных лампаса, спускавшиеся по обтягивающим брюкам, подчёркивали божественную красоту ног венценосца. Взгляд его был слегка туманен и, казалось, пронизывал насквозь не только стены этого кабинета, но и стены домов Германии. Какое-то время он находился в этом состоянии, не замечая вошедшего, но потом вдруг слегка рассеянно и задумчиво произнёс:
— Дизель? Рудольф Дизель, такие, как вы, куют честь нации. Они достойны звания барона и орденов. Вы любите ордена? Их нужно любить. Впрочем, что у вас за дело?
— Я хотел бы, — начал посетитель, уставясь куда-то в пол, — чтобы вы, ваше величество, отменили название четырёхтактного двигателя, который сейчас, как вам, вероятно, известно, носит мою фамилию.
— Что? — озадаченно переспросил Вильгельм.
— Двигатель, ваше величество, носит мою фамилию и не имеет на это никакого права.