Был у меня ещё один случай с просьбой о помощи. И был он от племянника одного хорошо знакомого мне богатого джентльмена. Остин Майлз, так звали этого молодого человека, позвонил мне и сказал следующее:
– Меня очень волнует знакомый вам мой дядя Майкл… – в голосе Остина по телефону сквозила тревога. – Он не явился, как обещал, сегодня ко мне на ужин. Вы не будете возражать, если мы вместе сходим к нему домой? Я подъеду примерно через полчаса.
Я согласился и поздним Лондонским вечером уже ждал Остина в фойе дома, в котором проживал его дядя, Майкл Дулитл, когда он подъехал.
– Мой дядя считал, что в последние дни кто-то следит за ним, – говорил Остин, пока мы поднимались по лестнице в квартиру. – Он хранил большую сумму денег в своем сейфе и, к большому сожалению, не держал это в тайне.
– Вы пробовали связаться с ним сегодня вечером? – спросил я.
– Когда он не пришел ко мне на ужин, я позвонил ему домой, но он не снял трубку.
Поднявшись на нужный этаж, мы быстро двинулись к двери холостяцкой квартиры Майкла Дулитла. Она была приоткрыта. Свет слабо горел только в прихожей.
– Нужно заглянуть в кабинет, – предложил я.
Стивен кивнул и уверенно проследовал вперед. Он остановился возле двери в тёмную комнату.
– В углу кабинета стоит торшер, – сказал он и исчез в темноте. Через пару секунд вся комната была залита ярким светом. Позади письменного стола была видна открытая дверца встроенного сейфа. Сейф был пуст. Остин стоял в углу, держа руку на выключателе торшера, а его лицо исказилось от страха. Он осторожно сделал шаг назад, чтобы переступить через большое, неподвижное тело своего дяди, лежавшее возле его ног.
– Он мертв? – с тревогой спросил он у меня.
Я опустился на колени рядом с пострадавшим и нащупал пульс.
– Нет, Остин, удар по затылку был очень сильный, но не смертельный. Это удача для вас! Если бы мистер Дулитл оказался мёртв – не отвертеться бы вам от смертной казни.
Как вы думаете, Ватсон, почему я сделал такое однозначное заключение?
Отходя от торшера, Остин переступил через грузное тело своего дяди. Значит, при движении к торшеру он должен был перешагивать через лежащее на полу тело. Но только человек, который заранее знал, что тело лежит на этом месте, смог бы не споткнуться в темноте и перешагнуть через него.
Смерть скупого миллионера
Частенько случается распутывать преступления, совершённые дальними и близкими родственниками, Ватсон. Главное – найти мотив совершённого, понять, кому из родственников преступление посулило бы какую-то выгоду. Но ещё важнее – обратить внимание на сопутствующие мелкие детали. Недавно Лестрейд приглашал меня на расследование подобного преступления. Кстати, замешан оказался тоже племянник. Но давайте всё по порядку…
Приехав в особняк, где обнаружили тело, я выслушал инспектора Лестрейда, который ввёл меня в курс дела, рассказав, что Гарри Грэй – известный своей невероятной скупостью миллионер – отравился цианистым калием. Он приехал в Оксфорд, в имение, где он родился, из Глазго неделю назад. Лестрейд показал содержимое карманов покончившего с собой – ничего интересного: потрёпанная чековая книжка, билет на завтрашний экспресс Оксфорд – Глазго, документы и потёртый кожаный бумажник. После приезда из Глазго он проводил время со своим племянником – единственным оставшимся родственником, которому по наследству отошло это имение, в котором он и проживал.
– Давайте послушаем, Лестрейд, что он нам расскажет.
– Давайте, мистер Холмс. Я попросил его подождать нас в одной из комнат. Нам сюда, направо…
– Меня зовут Эштон Грэй, – начал рассказывать племянник, – я был очень удивлён, когда получил письмо от дяди, которого не видел уже лет сорок и даже не подозревал, что он ещё жив. В письме он извещал о своём скором приезде в гости недели на две. Как он писал, ему вдруг захотелось вспомнить места своей юности и на некоторое время отдохнуть от дел. Неделю назад я встретил дядю на вокзале Оксфорда и привёз в имение. Не скрою, мне было лестно принимать миллионера, ведь сам я живу небогато. Первый вечер мы проговорили с ним до глубокой ночи. Он вспоминал о своей юности, говорил о том, как приятно на закате жизни вновь оказаться на родине. Однако дня через три его пребывания мне уже начала претить его природная, в старости дошедшая до маразма скупость. Даже в пабе он заказывал самое дешёвое пиво. Извините, джентльмены, я понимаю, что о покойном – или хорошо, или никак, но дядю я изредка видел только в детстве, и никаких нежных чувств к нему не испытывал. Теперь ещё и это самоубийство…