А внимание Лестрейда было сосредоточено на двух неподвижных фигурах, распростертых ничком неподалеку от клетки.
– А это еще что такое? – пробормотал он, скорее самому себе, чем нам. Потом стремительно обернулся к своему коллеге: – Лэньон, осмотрите эти два тела, только к клетке не приближайтесь.
Молодой сыщик бросился к лежащим, держа в руке пистолет, и опустился на колени, проверяя пульс. При этом он то и дело бросал взгляды в сторону клетки и ее содержимого. Мрачное выражение лица выдавало его чувства.
– Вот этот еще жив, сэр, – доложил он, склонившись над ближним телом. – А второй мертв. У обоих пулевые ранения.
Я оглядел пустой цех в поисках хоть каких-то признаков жизни, но не обнаружил их. Успел ли Холмс побывать здесь? Его ли рукой выпущены эти пули? И что с крысой?
Пока я над этим раздумывал, Лестрейд обратился к подчиненным:
– Так, джентльмены, рассредоточиться. Прочесать все здание. Работаем парами, как только что-то заметите, немедленно докладывать.
Повторять констеблям не пришлось. Они тут же разбежались и взялись за работу. Удовлетворенно вздохнув, Лестрейд вновь обратился к нам:
– Ну что же, мистер Холмс, доктор Уотсон, заглянем в клетку, да?
Зрелище было устрашающее: гигантская тварь лежала в углу клетки, крошечные красные глазки посверкивали в темноте, острые желтые резцы торчали в застывшем оскале. Я не сразу сообразил, что чудище мертво. Я подумал, может, она спит или находится под действием наркотиков. Однако, осмотрев зверюгу целиком, я понял: она неподвижна. Она не дышит.
– Что это такое? Господи прости! – выдохнул Лэньон, который успел тоже подойти к клетке.
Я ответил на его вопрос:
– Это гигантская крыса с острова Суматра. Но она мертва.
– За что остается лишь возблагодарить Господа, – заметил Майкрофт. – Я успел внутренне подготовиться к этому зрелищу, но, должен сказать, монстр превзошел все потуги моего воображения.
– Интересно, что стало причиной смерти? – спросил Лестрейд. – Я не вижу на теле никаких повреждений.
– Когда мы здесь закончим, нужно будет опечатать здание и прислать сюда правительственную медицинскую комиссию, чтобы произвели вскрытие, – сказал Майкрофт, поворачиваясь спиной к клетке.
Тут я заметил, что черты его исказил внезапный ужас, он лихорадочным движением попытался выхватить из кармана револьвер. Я резко развернулся и понял, в чем причина его замешательства. Раненый, о котором мы попросту забыли, пришел в себя и целился в нас из винтовки. Майкрофт выпростал из кармана револьвер, но оружие тут же выпало из его неловких пальцев. Страж радостно ухмыльнулся и взвел курок. На наше счастье, рана замедлила его движения.
– Ложитесь! – крикнул я своим спутникам, прицелился и выстрелил.
Моя пуля вошла раненому в плечо, заставив его вскрикнуть и вскинуть руки. Он в свою очередь выстрелил, пуля отскочила от клетки и разбила одну из электрических лампочек; на пол дождем посыпались осколки стекла.
– Великолепно сработано, Уотсон! – воскликнул Майкрофт, поднимая с пола свой револьвер. – Вы спасли нас от верной смерти.
– И правда, доктор, – проговорил Лестрейд, – отличная реакция. А я и понятия не имел, что вы так замечательно стреляете.
Ответить на этот комплимент я не успел – к нам подбежал сержант-валлиец.
– Сэр, мы открыли двери в задней стене здания – тем же манером. Выбрались на причал. Там стоит судно, и, похоже, на борту пожар. Один из членов экипажа прыгнул в воду.
– Если не ошибаюсь, это «Матильда Бригс», – сказал я.
– Разделяю ваше предположение, Уотсон. Скорее, сержант, ведите нас туда! – воскликнул Лестрейд.
Мы вновь вдохнули холодный ночной воздух; темно-синее небо окрасилось в оранжевые тона. У дальнего конца причала кучкой стояли полицейские – их силуэты вырисовывались на изменчивом фоне пляшущих языков пламени; там же я увидел судно, которое признал немедленно: то была «Матильда Бригс». Пламя уже охватило его, заливая причал и окружающие постройки розоватым светом. Подойдя ближе, мы почувствовали, как на нас накатывает волна жара. Несколько матросов, спрыгнувших с борта, плыли по темной воде к причалу – их вылавливали полицейские. Матросы без лишних слов позволяли надеть на себя наручники, и на их блестящих лицах отражалось большее или меньшее облегчение – ведь им удалось спастись с горящего судна.