Я подошел к дому номер 221-b, и на душе у меня потеплело, когда я коснулся рукой молотка у знакомой двери. Да, тепло было признаком сентиментальности, и все же оно согрело меня и подняло мой дух. Через несколько секунд взволнованная миссис Хадсон впустила меня в дом.
– Уж как я рада вас видеть, доктор Уотсон, – запричитала она, захлопывая дверь и тем самым заглушая уличный шум. – Господи, а какие глаза-то у вас красные! – Она ласково усмехнулась. – Никогда я не привыкну к тому, как вы с мистером Холмсом исчезаете на Бог весть сколько дней, когда ведете расследование, а я сиди тут и думай, скоро ли увижу вас снова, – если вообще увижу. А уж как я надеялась, что мистер Холмс вернется вместе с вами.
– Он очень скоро вернется, – заверил я нашу домохозяйку.
– Вот и слава Богу. Тут в последнее время прямо какой-то цирк. От посетителей отбою нет. То полиция, то брат мистера Холмса, то клиенты один за другим, то какие-то странные типы, которые не хотели сказать, зачем пришли, – и всем им нужен мистер Холмс.
– Не надо больше волноваться. Мы вернулись.
– Да, вернулись, – подтвердил голос с верхней площадки лестницы.
Мы с миссис Хадсон разом обернулись: там, прямо перед нами, частично скрытый в тени, стоял Шерлок Холмс. Потом он спустился к нам – на лице улыбка от уха до уха.
– Ох, уж вечно вы с вашими выкрутасами, мистер Холмс. Да как же вы туда попали?
– Через черный ход. – В глазах Холмса блеснул озорной огонек.
– У нас нет черного хода, – заметила наша домохозяйка.
– Ну, скажем так: я использовал свое умение лазать по водосточным трубам и открывать запертые окна.
– Господи, мистер Холмс. Вы там ничего не попортили?
– Ничего существенного.
Миссис Хадсон неодобрительно щелкнула языком, однако на лице ее играла счастливая улыбка.
– Оно, надо думать, потому, что вы опять что-то расследуете.
– Да, как обычно. А теперь, миссис Хадсон, возвращайтесь, пожалуйста, к себе, потому что к нам в любой момент может явиться довольно неприятный посетитель – и мы с Уотсоном вынуждены будем обойтись с ним не слишком любезно. А, вот, видимо, и он.
Холмса оборвал громкий стук.
– Ступайте, ступайте, – проговорил мой друг, мягко выпроваживая миссис Хадсон в ее гостиную.
– Делайте что хотите, только фарфор мой не перебейте, – попросила она в слабой надежде и скрылась за своей дверью.
Стук повторился, отскакивая от высоких стен прихожей.
– Экий он нетерпеливый, – томно проговорил Холмс, а потом ловким, выверенным движением обернулся ко мне – ласковое выражение стремительно истаивало. – Так, Уотсон, – проговорил он хриплым шепотом, – если не ошибаюсь, к нам пожаловал Гансон, один из приспешников баронессы, и ему не терпится выяснить, почему вы здесь и где нахожусь я. Впустите его, а я спрячусь с револьвером за дверью.
Настойчивый стук раздался вновь, громче и грубее прежнего.
Я кивнул в знак того, что понял, и крикнул нашему нетерпеливому посетителю:
– Входите!
Холмс проскользнул в угол и распластался у стены, а я отворил дверь. Передо мной стоял высокий светловолосый здоровяк в моряцкой одежде. Я его уже видел. Это был тот самый матрос с причала Христофора.
– Здравствуйте, доктор Уотсон, – произнес он с холодным высокомерием. Голубые глаза смотрели на меня не мигая.
– Что вам угодно?
– Для начала мне угодно войти.
– С какой целью?
– Я не собираюсь ничего обсуждать через порог, – рявкнул он, выхватывая из-за пояса пистолет и приставляя его к моему животу. – Как, пройдем?
Я шагнул в сторону, пропуская его в дом. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней. В тот же миг Холмс шагнул ближе и приставил револьвер к голове негодяя.
– Бросьте пистолет, и попрошу без лишних движений. Спусковой крючок у меня чувствительный, да и сам я сегодня на взводе.
Негодяй без лишних слов разжал пальцы.
– А теперь ступайте вслед за Уотсоном в нашу гостиную, и там поболтаем, как вы и просили – только на моих, не на ваших условиях.
Очень было приятно вернуться в нашу гостиную. После жутких событий последних сорока восьми часов обтерханная, но уютная комнатка показалась мне королевским дворцом. Причем впечатление было такое, будто мы ее и не покидали. Все на своих местах, и даже в камине тихо потрескивает огонь.
