– Алексеич! Чаёк! – разбавил он молчание, висящее, как в комнате с покойником.
Удивительно, но останки Алексеича зашевелились. Видать, втык он получал не первый раз и к подобному обращению начал привыкать. Игорь достал не съеденную дорогой колбасу и булочки, испечённые женой. И вдруг ему их стало жалко. Не для Алексеича, а вообще. Жена пекла, старалась, в полотенце завернула, чтоб не отсырели, а он их съест? Вместе с сентиментальностью нахлынула тоска, какой давненько не было. Булочки были свои, родные, как напоминание о текущей где-то лучшей жизни и близких душах. Вокруг же всё было чуждое. Он вздохнул, глянул искоса на соседа и сунул сдобу обратно в рюкзак. Поужинал колбасой и хлебом, этих было не жалко. Шнырь принёс относительно чистое постельное бельё. Стряхнув на улице пепел с одеяла, он постелил, разделся и улёгся спать, но сон не шёл. За фанерной стеной шла пьянка на шесть персон, к ним в комнату постоянно заходили «водички черпануть, заварочки украсть». Алексеич пояснил, что пьянствовали обычно здесь, у него, поскольку, по-первых, тут есть стол, а там только тумбочки, а во-вторых, срач утром выгребать ему. Теперь гулялово перенесли туда, а харчи оставили здесь. Деду оказалось всего пятьдесят шесть лет. Учился в Норильске вроде как у самого Урванцева, потом тридцать лет работал геологом на Колыме. Недавно похоронил жену, бросил квартиру в Магадане, а в ней – дочь и внука-негритёнка (доча съездила в Сочи по турпутёвке) и три года безвыездно работает и живёт здесь, на этом участке.
– Похоже, и помрёт здесь же, – подумал Игорь.
Квартиры нет, родственников тоже, кроме двоюродной сестры под Абаканом, с которой не виделся четверть века. Хочет увольняться, да расчёт не дают и жить негде.
– Здесь многие до расчёта работают. Его потому, видать, и не дают, чтоб побольше уволилось народу, тогда и начальству приварок, и остальным трудодень повыше будет. Сколько заработал в тот сезон? А кто бы знал! Дали один аванс, сто тысяч, и то не всем, а инфляция, слава Ельцину с Гайдаром, под двести процентов. Что на них через год купишь? Тапки? Нынче обещают авансировать? Так они каждый раз обещают перед сезоном. Сколько золота намыли – неизвестно, но примерно по килограмму в день. Сезон был с десятого мая по первое ноября, итого под двести кило. В прошлом году пред купил себе Ми-2, зато трудодень был самый маленький среди артелей в крае.
– А ты что заканчивал? – неожиданно спросил Игоря Алексеич.
– Цветмет.
– Ты не сможешь тут работать.
– И почему вы так решили? Был прецедент?
– Я не могу тебе это объяснить, но не сможешь. Слишком тонок.
Игорю показалось, что ученик Урванцева просто запугивает конкурента, но спорить не стал, пожал плечами и отвернулся к стене, оклеенной обями, почерневшими от табачного дыма и прикосновений грязных спин. Тэн на ночь выключили, хозяин квартиры закрыл окно, срочно закурил по этому поводу и лёг почитать, а Калачёв обдумывал плюсы и минусы новой работы. Минусов уже было в избытке, единственный же плюс, на который он так рассчитывал – деньги – оказался небесспорным. Возможно, где-то есть места и хуже. Наверняка есть. Но до этого ему в жизни везло. Он всегда работал с порядочными людьми, дружил с такими же, а от хорошего отвыкать тяжело. Конечно, случались конфликты, но посылали его – посылал и он, и уж никогда его зарплата не зависела от прихоти и расположения начальства. И через год этого стиснутозубого существования ему, образно говоря, предложат постирать носки шефу, и что? Дать в морду? Расчёт по тарифу и свободен, год отработал по двенадцать через двенадцать без выходных, праздников и женщин в тайге – и всё даром? За харчи? А всего-то надо было носки постирать. Так рабов и делают. Столиков в детстве, небось, тоже лётчиком стать хотел, потом всю жизнь по горам как марал лазил, здоровье гробил, золото искал для Родины. И что поимел? Квартиру в Магадане? Внука Петю, первого колымского негра? Ни денег, ни здоровья, и ко всему этому ещё не моги возразить какой-то пьяной харе! А как бы повёл себя какой-нибудь чечен на его месте? Или японец? Тоже плакал бы? Интересно, а что он думает о сталинских временах? О брежневских? И о нынешних? В чью пользу сравнение? И он, Калачёв, пытается залезть на его место. Место, на котором надо много работать, жить в тайге девять месяцев в году, за все просчёты платить из собственного кармана, получать плевки и улыбаться, при этом не зная, сколько заработаешь, если заработаешь вообще. Замечательные открываются перспективы!
