Шел по городу волшебник. Повести - страница 20

Шрифт

Интервал

- Ой, Владимир Иванович! - не выдержала Мила Орловская. - Я видела один раз, как пьяные дрались! Я сразу на другую сторону перешла. Они как раз палками дрались…

Раздавшийся звонок помешал Миле досказать про пьяных. Она пошла досказывать в коридор. Костя остался в классе. Владимир Иванович, поглядывая на Костю, собирал со стола тетради.

- Владимир Иванович, вы мне лучше двойку поставьте, - мрачно сказал Костя.

- Уже поставил.

- Правда? - с надеждой спросил Костя.

- Правда. А ты чего радуешься?

- Не знаю, - вздохнул Костя. - У меня характер такой. Если меня прощают, мне всегда обидно.

- Хорошо, - сказал Владимир Иванович. - Я тебя прощать никогда не буду.

Дверь класса приоткрылась, и в щели показалась голова Дутова:

- Извините, Владимир Иванович, - умоляющим голосом произнесла голова.

Владимир Иванович махнул рукой, и голова, сделав страшные глаза, исчезла.

- А про литературу я нарочно… - сказал повеселевший Костя. - Я сам не знаю, нравится она мне или нет. Я книжки люблю читать.

- Про шпионов, - уточнил Владимир Иванович.

- Откуда вы знаете?! Вам Милка Орловская сказала! - возмутился Костя.

- Нет, не Орловская. Ты лучше объясни, что это за северное сияние.

- А я и сам не знаю, - сказал Костя. - Мне папа писал, что оно очень красивое. А раз папе нравится, мне бы тоже понравилось. А раз я знаю, что понравилось бы, то это все равно, что уже нравится. Вот я и сказал. Верно, Владимир Иванович?

Учитель кивнул, и Костя вдруг подумал, что с Владимиром Ивановичем все-таки дружить лучше, чем ссориться. И еще Костя понял, что Владимир Иванович не рассердится, если его спросить о чем хочешь. А если можно спросить, то молчать будет кто угодно, только не Костя.

- Владимир Иванович, а правда, что есть планета, на которой люди сделаны из керосина?

- Возможно, - согласился Владимир Иванович.

- А из кефира люди бывают?

- Видишь ли… - Владимир Иванович задумался. - Как бы тебе объяснить?.. Допустим так: в лесу родилась елочка…

- Что? - Костя вытаращил глаза. - Какая елочка?

- Спасибо, я уже пообедал, - вежливо сказал Владимир Иванович и, подхватив папку, вышел из класса.

Костя немножко постоял с открытым ртом, потом выбежал в коридор. Владимир Иванович был уже далеко, почти у самой учительской, возле которой его поджидал Дутов, чтобы еще раз извиниться.

Про лыжи

В воскресенье мне здорово хотелось спать. У меня всегда так: если не нужно, просыпаюсь хоть в пять часов, а если нужно, никак не встать.

Зинаида разбудила меня в семь часов. Я сказал «сейчас», на минуточку закрыл глаза и сразу открыл. Но за это время прошло пятнадцать минут. Потом я еще немного поспал сидя, когда надевал ботинки. Потом - в ванной. Я открыл кран, чтобы Зинаида думала, что я умываюсь, и поспал еще минут десять.

- Какой ты счастливый! - сказала Зинаида. - Поедешь на лыжах. А мне нужно зубрить эту проклятую математику.

- Это ты счастливая, - сказал я. - Можешь спать сколько угодно.

- Не хочешь, не езди, тебя никто не заставляет.

- А ты не зубри, - ответил я. - Если она уж такая проклятая, тебя тоже никто не заставляет. А вообще зубрить вредно. Нужно понимать. Ясно?

С Зинаидой мы поговорили еще минут десять. Мы с ней по утрам всегда ругаемся.

Мама говорит, что это вместо утренней гимнастики. И правда, мне спать расхотелось.

Когда я зашел к Борьке, они все сидели за столом и пили чай. Я сказал «здравствуйте». А Борькин отец посмотрел на меня и заулыбался.

- А за тобой милиция приходила, - сказал он.

- Откуда вы знаете?

- Да уж знаю. Чего же это ты безобразничаешь?

- Как - безобразничаю?

- Да вот сосед жаловался. Смеешься.