Они с Дамблдором поговорили еще немного, обсудив, когда именно Северус вернется к работе. Гарри был измучен из-за ночных кошмаров и от напряженного ожидания последней недели: посмеет ли Сириус Блэк показать свою грязную морду? Малыш отчаянно прижимался к своему папочке даже во сне.
Теперь Северус был
папочкой.
Это было здорово.
Год назад он бы скривился от самой идеи. Он был бы удивлен, если бы ребенок называл его даже отцом, не то что
папочкой
. Он оставил надежду, когда родила любовь всей его жизни, через десять месяцев после свадьбы с Джеймсом Поттером.
А теперь у него был Гарри. Маленький, худенький мальчик, на вид явно моложе своих семи лет. Ребенок-липучка с огромными зелеными глазами. Беспокойными глазами, полными надежды. Мальчик, который доверял ему безо всякой на то причины, просто потому, что он относился к малышу с добротой, а не с пренебрежением. С теплотой, а не с холодным презрением. С любовью, а не с отвращением.
Он любил своего сына.
Эта мысль почти пугала, и все равно непривычное чувство покоя разливалось по всему его телу, наполняя его душу и переполняя сердце, легкие, все его существо, пока он не понял, что обнимает Гарри так сильно, что едва может дышать.
Он знал, что больше никогда не отпустит Гарри.
Они сидели так уже несколько часов. После того, как Дамблдор ушел, Северус поднялся, намереваясь размять ноги, но так и не выпустил Гарри из рук. Он думал, что мальчик давно уснул, но как только он встал на ноги, глаза Гарри распахнулись. Он хотел уже было поставить Гарри на пол, но тот только вцепился в него крепче, обнимая его за шею. В другое время Северус был бы строже, но близость с ним помогала унять беспокойство Гарри, а ради этого Северус был готов пойти на что угодно.
- Папочка? – прошептал Гарри. Он старался вести себя как можно тише с самого момента спасения.
- Да, Гарри? – с нежностью в голосе ответил Северус. Кажется, последние пару дней он все делал
с нежностью
.
Уголки губ малыша чуть приподнялись, но улыбка не тронула его глаз.
- Мы возвращаемся в Тупик Прядильщиков?
Северус не хотел, чтобы Гарри возвращался на место, откуда он был похищен, и явно вызывающее у него страх. Однако он также не хотел, чтобы страх превратился в фобию.
- Нет, не сегодня. Возможно, завтра: заберем вещи и вернемся обратно в школу.
Гарри немедленно напрягся. Стараясь не повышать голос, Северус продолжил:
- Больница, в которой находится мистер Блэк, это скорее тюрьма. Он не может выйти за пределы палаты, -
это, черт возьми, должна была быть воняющая гнилью камера
, - зло подумал он про себя. – И тем более попасть в Тупик Прядильщиков. Он не сможет увидеть тебя, пока ты сам того не захочешь.
- Я… я знаю.
Знать и верить - не одно и то же
, подумал Северус.
- Мы отложим возвращение до завтра, договорились?
Гарри быстро кинул, явно не одобряя идею возвращаться в дом, который раньше казался ему таким безопасным.
- А мы будем там ночевать, папочка?
- Нет. Нам больше не нужно держаться подальше от замка. Я вернусь к урокам послезавтра, а ты будешь продолжать заниматься с миссис Уизли.
Гарри открыл рот от удивления, как будто уже забыв про занятия.
- А ты не можешь меня учить?
- Я преподаю Зелья, - покачал головой Северус.
- Я могу учиться Зельям, папочка. Ты же сам сказал!
- Разумеется, можешь, - согласился Северус. – Когда ты вырастешь и поступишь в Хогвартс, ты будешь учиться…
- Но Зелья…
Северус тряхнул головой, и Гарри мигом замолчал.
- И если бы ты не перебил меня, - продолжил он, - то услышал бы, что я намереваюсь учить тебя и
до
твоего первого курса. Мы изучим наиболее безопасные и полезные зелья. Некоторые из них даже довольно забавны. Однако Зелья – не единственный предмет, который ты должен знать. Миссис Уизли многому тебя научила, разве не так? Читать, писать и считать?
- Да, папочка, но… - Гарри вдруг захлопнул рот с такой силой, что Северус услышал, как клацнули его зубы. Он предполагал, что хотел сказать Гарри, однако решил, что будет лучше, если мальчик сам научиться формулировать свои мысли.
- Что?
Гарри покачал головой, крепко сжав губы. В его глазах плескался страх перед наказанием, страх, что его снова оставят одного. Страх услышать ответ «нет», как всегда было у Дурслей.
