Я замыкающий. «Охваченные сном» уже сидят за столом. Сейчас, читатель, вы займете наше место и сами всё услышите, но прежде два слова об этих людях. Они спят много лет, днем в постелях, ночью же с ведома врачей ведут между собой бессознательную беседу (но не ищите среди них Норманда и Аркадия — не найдете).
— Господа, ваши темы, ваши драгоценные сны. — Это говорит сухощавый мужчина с бирюзовым лицом. — Помните, — продолжает он, — мы должны избрать председателя.
— Каспий… — неуверенно предлагает один — перед ним табличка «агроном».
— Каспий? — переспрашивает бирюзовый. — Дагестан? Поэзия? Горцы? Офицеры?
— Черкешенки-вишенки, — подает голос шутник.
— Черкешенки кушают черешенки…
— Вышни, так то ж в Украйне.
Цвета бирюзы сухощавый призывает к порядку.
— Что Каспий?
— Каспий разлился по весне, — пробормотала девочка-подросток. Рефлекторно. Голова по-тифозному острижена.
— А просто Каспий, нельзя? — спрашивает агроном.
— Осетры, — балагурит каламбурист («черкешенки-черешенки»).
— Осетры тоже. Но не сатира. Не щедринские генералы, проснувшиеся…
— Какое слово ты сказала!
Агроном в смущении.
— Виноват…
Его соседка, сама желтей янтарного мундштука, говорит:
— Это может быть прелестная сказка — «Садко на Каспии».
— «Садко на Каспии»! — подхватили все. Агроном им уже надоел, интересно же, что еще кому приснилось.
— А что вам самой-то?
Но та, что сама желтей янтарного мундштука, от ответа ушла:
— Это мой сюрприз.
— А вот я в соответствии с уставом оглашу, — сказала бирюза, сухощавый по фамилии Суханов. — Мой сон «Парень с девкой расставалися», песня.
— И церковь деревянная, — вздохнул кто-то — насмешливо?
— Да, представьте себе. И церковь деревянная. Кто же сегодня займет председательское кресло? Может быть, вы, мадмуазель? — Это относится к остриженной девочке, которая содержалась на средства фонда. — Не угодно ли объявить тему?
— Дождь, — сказала девочка, копая в носу.
— Вам снились весенние грозы? — вежливо уточнил Суханов — вежливость, исключающая дружелюбие.
— Угу.
— Так и назовем: «Не осенний мелкий дождик». Да?
— Да.
— Ваше превосходительство, вы еще не высказались. Что вам снилось?
Старик молчит (это в его палату прошмыгнули мы вслед за оборотнем). Все терпеливо ждут. Ответ известен. Сейчас старик помолчит — можно подумать, что собирается с мыслями, — и важно скажет:
— Москва, семнадцатый век.
И какие картины только родятся, но гул показного восхищения топит их, что твоя волна, и уже Суханов разводит руками:
— Да тут и слов никаких не надо, этим уже все сказано. Господа, господа, председатель избран. Возражений нет?
Голоса: «Нет», «Боже, какое счастье!», «Козыри те же». А старик все принимает за чистую монету и блаженно улыбается во сне.
— Господа, приступаем, «Садко на Каспии». Прошу вас, дорогой друг.
— Может быть, это не совсем точно выражает содержание…
— Не тяните резину, — говорит соседка — янтарный берег в никотиновом прибое. — Название роли не играет и оценивается задним числом, в зависимости от.
— А у самой сюрприз…
— Агроном, миленький, вы нас утомляете.
— На председательское кресло метит (балагур-осетр).
Агроном перепугался и начал:
«Зелень, зелень, господа, водяная, не синь, а зелень, волны зеленые, а гребешки белые. Чувствуете строй? Синяя волна — славно, а зеленая — тут уж души в груди не удержишь. А небо еще раскинулось, и парусник где-то. Улавливаете? Каспий, море зеленое, озеро, никуда не ведущее. А коли так, то вниз, внутрь себя приглашает. Простился я с барками, ладьями рыбацкими, что все по кругу плавают, выхода не имея, и отправился в глубь дома каспийского. Золотая кровля осталась вверху, и я вдоль стены опускаюсь, картины рассматриваю на ней из морской жизни. А они и без рам. Какие рыбы в нем водятся, какие животные — все тут нарисованы. Вот уже пол Дома Каспия, дно морское у меня под пятой, даже до недавних картин не достать, а крыша и вовсе на небе осталась. Вижу — я в царской зале. Повсюду растения донные, морские выставлены, причудливые. Один я, однако. Жду. Выходит седая морская царевна меньшая. Говорит: „Старшие сестры меня за тобой, Григорий, послали. Негоже тебе, жениху, в каморке этой прохлаждаться“. Я про жениха услыхал, но ничего не сказал, посмотрю, думаю, еще. А про каморку так сказал: „Чем плоха эта зала? Потолки высоки — не видать, картины дивные на стенах без рам, все подводное царство на них изображено, им цены нет, а из пола произрастают лучшие в мире цветы и деревья“.
