Шаутбенахт - страница 13
— Вот если б он был женатый, — говорила Лиля и скромно поясняла: — Женатые довольствуются меньшим.
Теперь самый раз сказать о мистере Джоне Полляке. С этим мистером Лиля познакомилась, будучи еще на первом месяце, как говорится, своего пребывания в стране. Их повезли на экскурсию в Иерусалим. Мистер Полляк, по оперению ярчайший представитель пожилых заморских попок, стоял в группе себе подобных, но почему-то, судя по направлению его взгляда, упорно отказывался следить за объяснениями гида — если только предметом этих объяснений не была Лиля. Не зная, что подумать, Лиля все же решила не думать дурно и застенчиво улыбнулась. По не зависящим от нее причинам — о коих будет доложено через… раз, два, три… через восемь предложений — иначе она улыбаться не могла. Между тем американец, поощренный, вступил с ней в беседу. Незнание языка частенько оборачивается неумеренностью в изъявлении чувств. С неизвестно откуда взявшимся пылом Лиля начала доказывать приставшему к ней дядечке, что коль Исраэль хаверим[3] — что тот, собственно, и без нее прекрасно видел. Тем не менее, свитая из «лет май пипл гоу» и «шелах эт ами»[4] (типично: крохи английского поглощаются начатками иврита), Лилина речь произвела глубокое впечатление на мистера-твистера. Факирским движением он извлек из воздуха 10 долларов и протянул их Лиле. Лиля ни чуточки не обиделась, решив, что у них так там принято, хотя денег не взяла. Но видимо, у них там так тоже не было принято, фокусник как-то сразу смутился, стал оправдываться и наконец сказал:
— Вы так похожи на мою бедную девочку, умершую в пять лет
И как минутой раньше в его пальцах оказалась денежка, так теперь в них появился снимок прехорошенького ребенка с заячьей губкой. Лиля взглянула и застенчиво улыбнулась.
От природы она была честна — природа, что магазины в Мухово-Саранске: дефицитный товар отпускает не иначе как с нагрузкой; она честно признавала, что благодетель ее, несмотря ни на что, всего лишь одинокое старое животное, мелочный и глупый, — даром что в тот же вечер в ресторане он сказал ей: «Когда выйдешь замуж, я куплю тебе машину». Это, однако, позволило ей к слову «устроенная» присовокуплять еще слово «мехонит»[5]. Увы, газетное поприще не принесло Лиле успеха. Последняя же неудача была столь чувствительна, что на этом ее сотрудничество в разделе «Ищу своего пару» прекратилось. Ее корреспондентом оказался мужчина с козырьком зубов над нижней губой. Вдвоем они смотрелись ужасно.
Возможный Лилин «пара» уже во второй раз пропускал свою очередь на ширут[6] в Кирьят-Шарет, потому что до сих пор еще не решил окончательно: ехать к Шварцу или нет. С одной стороны, он был не прочь пообедать в гостях, но, с другой стороны, инстинкт самосохранения предостерегающе грозил пальчиком. Инстинкт этот развит в нем был до такой степени чрезвычайности, что даже на лице у него читалось: я мальчик хитрый, меня не проведешь, — и странное дело: надпись эта проступала тем явственней, чем неуверенней он себя чувствовал. В такие минуты он становился важным, смотрел с презрительным прищуром, но при этом, сам того не замечая, что-то нервически теребил в кармане. «А что все-таки Шварцу надо? Зачем он ко мне позвонил?» Эта мысль свербела в мозгу и сейчас, и час назад, когда он крутился перед зеркалом — зимой он старался носить кожаные вещи, — и третьего дня… Вдруг он вспомнил, как Шварц в последний их милуим[7] говорил, что собирается открыть свое дело. «Неужели гарантия? Вот гад…» Надо отдать должное этому человеку, не верившему в бескорыстное желание других наслаждаться его обществом, — не каждый такого низкого о себе мнения, здесь опыт и настороженность взаимно питали друг друга. Самые вздорные из его опасений в той или иной форме пусть даже навыворот, но неизменно оправдывались — словно окружающее в отместку за дурное к себе отношение платило ему той же монетой, а он, не видя в этом ничего фатального, только получал лишний довод в пользу того, что он — мальчик хитрый.
