- I can shoot a partridge
With a single cartridge.
- I can get a sparrow
With a bow and arrow.
- I can live on bread and cheese.
- And only on that?
- Yes.
- So can a rat!
Не
исчерпывалась
диета
господина
Корбута
хлебом и
сыром. К сожалению.
Лучше бы он и
в самом деле
родился крысой
- точно был бы
сейчас
существом
поприличнее.
После
стрельбы в
Корбута Энею
почему-то снилось,
что его
закатали в
ковер и били
ногами.
Разбудил его
комм. Эней
увидел, что
это
Эйдельман и
решил
ответить с
терминала.
-
Господин
Новицкий, -
сказал
импресарио,
символически
прикоснувшись
двумя
пальцами к
отсутствующей
шляпе. Он
звонил из
машины. - С
глубоким
прискорбием
вынужден вам
сообщить, что
контракт с
вами
расторгнут.
Не с
агентством "Лунный
свет", а
персонально
с вами.
Конечно, я
выплачу положенную
компенсацию…
Эней
слегка
опешил. Если
бы дело было
в Корбуте -
Эйдельман бы
не предлагал,
а требовал
компенсацию
сам.
- Что
случилось? -
спросил он.
-
Насколько я
понимаю, вы
были ранены
при
исполнении
обязанностей.
Пани
Войтович
решила, что
вы
нуждаетесь в
отдыхе, и…
- Нет-нет,
она ошиблась.
Я не ранен, я
вообще не пострадал
и...
-
Ошиблась она
или нет,
желание
исполнителя для
меня почти
закон. Если
не является
глупой или
опасной
прихотью,
конечно, а я
нахожу желание
госпожи
Войтович
вполне
разумным.
Особенно
теперь. Вы
себя в
зеркале
видели?
Эней
провел рукой
по
подбородку.
- Ну, я
еще не
брился…
- Вы
бледны как
опарыш. Что
вы попали под
Волну и
нуждаетесь в
отдыхе - видно
невооруженным
человечьим
глазом. Да,
кстати -
господин
Корбут
отказался от
претензий, расследование
закрыто.
- Разве
он уже встал?
- Ради
такого
случая -
подняли
ненадолго.
Эней
усмехнулся.
Он знал, как
себя
чувствует не
в урочный час
поднятый
вампир. Только
очень старый
и хорошо себя
контролирующий
варк не
подпишет в
этом мутном
состоянии
все, что
угодно, лишь
бы его
оставили в покое
до
выздоровления.
- И еще
одно. Пани
Войтович не
настаивает
на том, чтобы
вы пришли - но
очень была бы
рада видеть
вас на концерте.
Как гостя. Я
внес вас в
списки, так что...
подумайте.
-
Спасибо, -
кажется,
этого
Эйдельман не
услышал,
потому что
отключился
первым.
Эней
положил на
терминал
руки и
опустил на них
голову. Ванда
его
переиграла.
Она предложила
цену, от
которой он не
смог
отказаться:
ничего.
- Anything you can buy I can buy cheaper.
I can buy anything сheaper than
you.
- Fifty cents?
- Forty cents!
- Thirty cents?
- Twenty cents!
- No, you can't!
- Yes, I can, уes, I can!
И вот
сейчас он
стоял за
линией,
разделяющей
свет и
темноту, за
спинами
статистов,
операторов,
осветителей,
в маленькой
толпе допущенных
на съемку.
Ванда
несколько
раз улыбалась
ему, именно
ему. И Корбут
видел это. Тухлая
злость
расползалась
как вонь - но
не могла
заглушить
пряного
азарта, веселья
и
уверенности.
И к концу дуэта (Anything you can sing I can
sing sweeter. I can sing anything sweeter than you)
ни у кого в
зале не
осталось
сомнения, кто
победил.
Корбут
и Ванда,
поклонившись,
ушли с эстрады
в разные
стороны.
Костя подал
Ванде руку, когда
она
спускалась
по лестнице.
Эней
поспешил ей
навстречу - и
вдруг
заметил
краем глаза
среди
корбутовских
поклонниц
блондинку
лет тридцати.
Лицо,
определенно
знакомое
лицо, так
бледно, что
модная "поглощающая"
пудра,
рассчитанная
на совсем
другой цвет, не
то что
недостатки
кожи, а саму
себя скрыть
не может -
проступает
как
микроскопические
крупинки
соли. Как
толстый слой
крупинок.
Жена Лота.
Корбут
несколько
секунд
смотрел на
Энея и Ванду
в упор и
улыбался,
держа
женщину за руку.
Потом
склонился к
ее запястью в
галантном
поцелуе.
Потом
приобнял за
талию и повел
к выходу.
Поклонницы
стайкой потянулись
за ними.
Эней
знал, кто это.
Служащая
концертного
зала, которая
вчера
поневоле
сыграла роль
сыра в
мышеловке.
Зря он
упрекал
Корбута в
глупости. Тот
просто
медленно
учится.
- Я
сейчас, -
бросил Эней
через плечо.
Ускорил шаг.
В спину ему
закричал
саксофон.
Blue mooooooon…! You saw me standing alooooone!
- Далеко
ли собрались?
- дверь, за
которой
исчез Корбут,
скрывалась в
черной
кулисе,
поглощавшей
весь лишний свет
и
посторонние
звуки. Между
кулисой и
дверью
стояли
Эйдельман и
двое
плечистых
ребят, в
которых Эней
сразу
признал
коллег.
