- А, - Эней
взял и себе
апельсин. Они
лежали пирамидкой,
как пушечные
ядра. Как раз
того сорта,
который он
любил - с
толстой и
мягкой
коркой, очень
сладкой мякотью,
которая
разваливается
на дольки словно
сама по себе
под весом собственной
сладости. - Я
испугался,
что от меня
ждут
какого-то
предельного
ханжества.
- А от
тебя можно
его ждать?
- Не в
этом вопросе.
- А в
каком?
-
Основные
проблемы, -
Эней
разломил
апельсин, - у
людей нашей
профессии
возникают
все-таки с
шестой
заповедью. А
не с седьмой.
Ванда
расхохоталась
и сползла на
сиденье. Эней
сообразил,
что по
привычке
пронумеровал
заповеди
согласно
восточной, а
не западной
традиции.
Привычка
была
полезная. Православие
не запрещено.
- С пятой,
- поправился
он. - А то я
смотрю, ты
уже
вообразила
себе…
Ванда
закивала с
полным ртом и
повернула к нему
разломанный
апельсин.
Маленькие
дольки
теснились
между
большими,
вызывая совершенно
определенные
ассоциации.
- Ты же, -
сказала она,
когда
проглотила, -
в каком-то
смысле
предоставляешь
эскорт-услуги.
- В том
числе. Время
от времени - с
летальным исходом.
Ванда
сделалась
серьезной.
- Ты
швейцарец? -
спросила она.
- Да что
ты. Я русский.
Она
запустила в
него
апельсином.
Пришлось ловить.
Вместе с
ассоциациями.
Как
удачно
все-таки
сложилось.
Можно и
дальше
держаться в
рамках
исландской
правдивости.
Можно
сказать:
- Ты же
понимаешь,
даже если это
правда - я все
равно отвечу "нет".
А это
было
настолько
близко к
правде, насколько
вообще могло.
Год назад его
вербовали в
швейцарскую
гвардию. Их всех
троих
вербовали. И
если бы у
Энея не было "Луны",
если бы он
был просто
отставным
боевиком ОАФ,
разошедшимся
с
руководством
по земельному
вопросу, он
бы, вполне
возможно, и
согласился.
Святой
Престол -
начальство
уж точно не
хуже
прежнего, а
умереть своей
смертью ему
не светит при
любом раскладе.
А потом
можно
увернуться
от летящих
апельсинов
(уже без
ассоциаций),
атаковать
батарею
противника и
закончить
бой под ёлкой
- самым
бесславным
образом.
Любовь с
проецирующим
эмпатом
имеет свои
теневые
стороны:
приходится
делить не
только
экстаз, но и
приступы
заразительного
хохота,
который разобрал
партнера при
виде твоей
хвостовой части
в стеклянном
шарике. Можно
перенести
боевые
действия в "двуспальную"
ванну и взять
на воде
реванш за
все, что было
проиграно на
суше. Можно
после этого
нечаянно
заснуть на
предательски
мягком
губчатом
подголовнике,
в воде,
которая
чувствуется
как невесомость,
а не как
жидкость,
потому что
автоматика
поддерживает
температуру
тела. Проснуться
от того, что
воду
спустили,
вытереться
махровым
полотенцем,
изображая
недовольное
ворчание и
перебраться
в постель,
где среди
сиреневых
шелков,
сиренево
пахнущих сиреневой
же лавандой,
доказывать
Ванде, что
проступившие
на боках
негармонично
красные и
отчасти
фиолетовые "стальные
хризантемы"
просто так
страшно
выглядят, но
уже совершенно
не болят;
доказывать,
пока ее
вздохи не перейдут
в стоны и
вскрики - и
потом вместе
соскользнуть
в сумрак, в
дремоту, не
расплетая
рук и ног, не
разжимая объятий,
целуя то ее
грудь, то
шрам совсем
рядом.
Можно все
- потому что
настанет
утро, и в свои
права вступит
"нельзя".
Под
тяжестью
этого "нельзя"
даже голова
не хотела
отрываться
от подушки
поначалу.
Рука затекла.
Любовники,
засыпающие
переплетенными
в экстазе,
просыпаются,
морщась от
боли в
одеревеневших
конечностях.
- Ох-хо… -
Ванда
потянулась и
села. На ее
щеке отпечаталась
прядь волос. -
Ты мне ногу
отлежал.
Эней
послушно
принялся
массировать
ее ногу.
- Другую,
- Ванда снова
упала в
подушки. - О-о,
так!
- Это…
ощущение
того, что
праздник
закончился, -
сказал он, -
мое или твое?
- Ты
догадался до
того, как мы
перешли на
ты?
Он
кивнул.
-
Корбут... был
единственным,
кто
продержался
долго. Ни
один мужчина
не вынесет
жизни с женой,
которая и
рада бы
прибегнуть к
обычной
человеческой
дипломатии -
да не может. С женой,
которая
берет его
любовь - и
высыпает
охапками под
ноги
зрителям, а
ему
оставляет
свою
усталость,
исчерпанность,
раздражение...
Пять лет
назад я
поняла, что так
нельзя.
Неправильно.
Несправедливо.
Теперь я сама
решаю, когда
заканчивается
праздник. Ты
с твоей
работой… ты
хотя бы
знаешь, о чем
я.
