Тот грубо отдернул руку и проговорил:
— Оставь-ка свою болтовню! Лучше скажи, не соскучился ли ты по тюрьме?
— Если бы не такие, как вы, — льстиво ответил Байюми, — то и вправду соскучишься…
— Опять болтаешь!
Господин Али направился к своему экипажу и сделал знак рукой, приказывая Байюми сесть рядом. Тот не поверил своим глазам, но, быстро сообразив, что его ожидает что-то важное, повиновался. Хозяин тронул повод, и лошадь рысцой побежала по пыльной мостовой. Али Рукн хмуро оглянулся по сторонам, потом вдруг спросил:
— Ты бы мог убить хаджи[10] Абд ас-Самада аль-Хаббани?
Лицо Байюми вытянулось от удивления.
— Убить? — пробормотал он.
— Да, — подтвердил Али Рукн небрежно, как бы не придавая значения своим словам.
— Я еще никогда никого не убивал.
— Ну тогда прощай, — холодно произнес Али Рукн и натянул повод.
Но Байюми не тронулся с места.
— Платить будете вы, хозяин? — спросил он, и лицо его помрачнело.
— Я или сам господин Махмуд, какое тебе дело? — усмехнулся Али Рукн, ослабляя повод. — Господин Махмуд — большой человек! Он — хозяин фабрики и самый крупный торговец гашишем. Ему угодно, чтобы никто ни в чем не мог заподозрить ни его самого, ни его людей. Умный человек умеет дела делать.
— Я — слуга господина Махмуда и ваш слуга…
— Ладно, довольно болтать. Ты согласен убить Абд ас-Самада?
— Считайте, что он уже в раю, — невесело засмеялся Байюми.
— Да провалиться ему в ад и тебе вместе с ним!..
Байюми воспринял это пожелание как дружескую шутку и снова засмеялся, а господин Али продолжал:
— Ты, наверно, не видел денег с тех пор, как вышел из тюрьмы?
— Да и прежде тоже.
— Пятьдесят гиней[11].
— Только пятьдесят?
— Последняя цена.
— Это за убийство?!
— Ты что, думаешь, я буду торговаться с тобой? — раздраженно проговорил Али Рукн.
— Но ведь я так нуждаюсь в деньгах, у меня на руках старуха мать.
— Мать! — повторил Али Рукн и захохотал, потом вынул из кармана ассигнацию в пять гиней и протянул Байюми.
— На вот задаток.
— Нет, клянусь вашей честью, господин, этого мало, — воскликнул Байюми, пожирая глазами деньги.
— Ну хорошо, пусть задаток будет десять гиней, — уступил Али Рукн и, зло сощурив глаза, добавил: — Ты что, не веришь нам, дурак?
— Нет, что вы, господин. Но, может быть, это все, что мне осталось получить в жизни…
— Когда ты его прикончишь?
Байюми задумался.
— Дайте мне неделю сроку… Через неделю в субботу.
— Это не годится.
— Но, господин, мне нужно все как следует подготовить, чтобы не возбудить подозрения, выработать план. Да хочется и пожить хоть неделю в довольстве. Ведь, может быть, это последняя неделя…
Вытащив вторую бумажку в пять гиней, Али Рукн протянул их обе Байюми.
— А знаешь, что тебя ждет, если ты затянешь с этим делом? — спросил он.
— Неужели не знаю, да накажет меня Аллах, — засмеялся Байюми, складывая деньги.
— Что бы ни случилось, не подходи ни к кому из нас, — предупредил Али Рукн и натянул поводья.
Байюми спрыгнул на землю и посмотрел вслед отъезжающей коляске, тщетно ожидая, что Али Рукн обернется и помашет ему рукой.
Байюми сжал деньги, и все закружилось перед его глазами. Никогда он не имел такой суммы… Но и убивать ему тоже никогда не приходилось. Он и дрался, и крал, но не убивал. Он любит жизнь, даже если она и кажется иногда более ненавистной, чем смерть. Однако что пользы думать об этом, он убьет, хотя и не убивал прежде. Да, нужно быть в высшей степени осторожным. Каждый шаг следует рассчитать. Что бы там завтра ни случилось, это принесет ему еще сорок гиней. О таких деньгах он никогда и не мечтал. Да и хозяин Махмуд, наверное, поможет ему открыть какую-нибудь торговлю. Тогда сбудутся все его мечты.
Сначала он пошел в кофейню, которую обычно посещал, и объявил, что уходит подзаработать в другой город.
— Иди, иди с миром! — в один голос закричали все присутствующие, радуясь, что наконец отделаются от него.
Выходя, Байюми подумал: «Кого следовало бы прикончить, так это вас всех». Потом он отправился в рыночную баню. Вошел туда грязным и черным, как сажа, а вышел, снова чувствуя себя человеком. На базаре он купил нижнее белье, новую галабею и сапоги: ботинок на свои огромные ноги он не нашел. Затем он отправился в ресторан и ел столько, что официант удивился. «Эх, если бы всегда так можно было жить, никого не убивая», — думал Байюми.
