И потому он легко пришел, особого не уговаривая, решив везти себя, как раньше. Не велика шишка, что чрезмерно пыжиться.
Как всегда, было много водки и мало закуски, много говорили и хвастали. Санкт-Петербург, не смотря ни на что, строился и хорошел, а, значит, причины для этого были.
В общем, Петр его простил, а Дмитрий сделал вид, что забыл. И булыжная мостовая получила в Санкт-Петербурге законную прописку, наряду с кораблями и коровами, зданиями и мастерскими.
Впрочем, это было только начало. Работы, трудной и беспокойной, в будущей столице будущей Российской империи оказалось очень много. Все – от царя до последнего мужика рано утром вставали и, едва перекрестившись и съев, что бог подаст (а бог в Санкт-Петербурге стал весьма и весьма скуповат на еду), торопились к своей работе.
Ирония – иронией, а Дмитрий помнил из истории, что голодали здесь иной раз сильно. Тяжелая работа, гнилая вода, заразные болезни, накладываясь на полуголодную жизнь, уносили тысячи жизней.
Жалко, но он не бог, всех не спасет. А вот своих крепостных надо было кормить хотя бы понемногу. И после того, как поставили церковь, а потом кузню и лесопилку с водяным двигателем, Дмитрий перебросил строителей на строительство хлебопекарни и нечто средним между трактиром и столовой. А и то уже, мужики худели на глазах. Семейные еще, благодаря усилиям своих баб, а также коров, скудно, но кормились, а вот холостым хоть деревья грызи.
Но барское хозяйство Дмитрия, пусть не так быстро, но начало работать. Мельница, собранная и опробованная, принесла первый помол, бабы и девки (все специально подобранные без мужей), раздоили шесть барских телок, поставили птичник, где заходили первые десятки куриц и гусей. Не забыл Дмитрий и про овец. Десятка полтора их во главе с бараном паслись на специально огороженном участке. Осенью будут шкуры, шерсть и мясо.
Ходко шло земледелие, хотя и с прицелом на следующий год. В средневековье всяк зацепляется за землю и, как мог, получает от нее отдачу – хоть зерном, хоть овощами, хоть ягодами. Не зря тогда говорили землица – кормилица.
Дмитрий постарался. Каждая семья мастеровых получила по две десятины в черте города, а крестьян – по пятнадцать десятин на лесных полянах, из-за чего деревеньки пришлось убрать немного поодаль от крепости. Рожь и овес, репа, капуста, морковь, свекла, лук – будет крестьянам и самим, что съесть и продать на рынке. Жаль только их совсем мало. Ничего, год пройдет, к следующей весне он всех своих перевезет, и родные и Дашины. Даже старички поедут, хотят они этого или не хотят. Кладбище с кого-то тоже надо начинать.
Несколько молодых баб и девок, более сообразительных и творческих (сам выбирал), были поставлены на посадку картошки. Времени на обучение он потратил много, зато был уверен – картофель будет! А то тяжело ему, картофелееду, без любимой пищи. Опять же Петру обещал. Отсюда, пожалуй, картофель будет распространяться по всей России. Или он плохо знает царя!
Но первой, конечно, заработала церковь. Мужики срубили ее буквально за двое суток под влиянием общества. Здание получилось похожим на крестьянскую избу, но без соломенной крыши. Крыша пока была из коры, а затем Дмитрий клятвенно обещал покрыть досками. Из кузни притащили несколько колоколов, небольших, но звонких. И пошел по окрестностям столичного города Санкт-Петербурга малиновый звон, призывающий православных на первую тожественную службу – освящение церкви.
Петр оценивающе посмотрел на церковь, на колокола. Пьяный разговор он, похоже, забыл.
– Хорошее дело. Колокола откуда взял? – спросил он.
– Здесь сделали, государь, – ответил Дмитрий.
– Г-хм, – удивился царь, – нет, вы посмотрите, все-то у тебя получается. Иные князья да бояре едва шалашики успели поставить, а у тебя хоромы на хоромах. Покажешь сегодня, что сделал.
– Конечно, государь, – покладисто сказал Дмитрий. А что ему еще оставалось? А хоромы ему надо еще возводить. А то Даша не приедет. Пока понемногу строилась кирпичная мастерская, несколько человек рыли фундамент под большой жилой дом. И все. На большее он пока был неспособен. Рабочих рук не хватало страшно, прямо до икоты.
