Размах приготовлений к походу встревожил руководителей Ливонии:
«И прислаша Немци послы своя, рижане, вельяжане, юрьевци и изъ инехъ городовъ, с лестью глаголюще: «намъ с вами миръ; перемогаитеся с колыванци и съ раковорци, а мы к нимъ не приставаемъ, а крестъ целуемъ». И целоваша послы крестъ; а тамо ездивъ Лазорь Моисиевичь водилъ всехъ ихъ къ кресту, пискуповъ и кожиихъ дворянъ, яко не помогати имъ колыванцемъ и раковорцемъ; и пояша на свои руце мужа добра из Новагорода Семьюна, целовавше крестъ»[541].
Речь идет о делегации от Риги, Вильянди, Дерпта и неких других ливонских городов. Некоторые летописи меняют положение переговорщиков в перечне и их состав. Например, Новгородская 4-я летопись и Никоновская первыми называют послов из Вильянди: «Велижане, Рижане, Юрьевци.»[542]. Так, же поступает Летопись Авраамки, но при этом пропускает «юрьевцев»[543]. А Софийская 1-я и Воскресенская летописи добавляют к участникам представителей Оденпе («медвежан»): «Рижане, Вельяжене, Юрьевци, Медвежане»[544].
Следует отметить, что ни один источник не упоминает о делегации из Северной Эстонии — из того же Ревеля («колыванци») и Раковора («раковорци»). Такая активность ливонских городов и откровенное предательство ими своих североэстонских единоверцев не могла не насторожить новгородцев. Недаром горожане не удовлетворились присягой только послов. Специально в Ригу был отправлен боярин Лазарь Моисеевич, который привел к присяге епископов и орденских братьев. Совершенно очевидно, что присягнули и архиепископ Рижский Альберт Зуербеер, и епископ Дерптский Александр, и кто-то из высшего руководства Тевтонского (Ливонского) ордена, хотя, может быть, и не магистр. В Риге был оставлен русский наблюдатель — наполовину заложник — боярин Семьюн. Ливонцы открыто провоцировали конфликт Новгорода с Данией: поклялись не помогать Ревелю и Раковору. Обман, казалось бы, свершился. Пока новгородцы готовились к походу, немцы стягивали в Виронию войска, желая внезапно предстать во всей мощи перед ничего не подозревающими восточными интервентами. Военная хитрость, казалось бы, налицо.
Однако имелось немало и внутренних факторов немецкой стороны для таких действий. В 1260-е гг., как мы уже указывали, в балтийской торговле наметилась активизация. Даже папа Римский через своего легата принял в этом участие, гарантировав в специальном послании (9 января 1266 г.) привилегии купцов, плавающих по Северному и Балтийскому морям[545]. Одновременно наметилось выделение нового торгового центра в Восточной Балтике — Ревеля, только около 1248 г. получившего городские права. Это не могло не взволновать старую торговую столицу Ливонии Ригу, получившую городские права еще в 1220-е гг. [546] Датские фактории пока явно оставались за рамками альянса немецких городов — будущей Ганзы. Также известно, что в эти годы сохранялись напряженные отношения Дании с Любеком — вопрос контроля за мореходством и впоследствии будет сталкивать эти страны[547]. Причем в 1260-е Любек демонстрировал поддержку Риму, который вступил в конфликт с Данией. Датский король вообще был отлучен от церкви осенью 1267 г. В таких условиях отказ от защиты датской Эстонии со стороны архиепископа Рижского и Ордена выглядит вполне уместным.
Кроме двух указанных плоскостей вопроса имелась и третья. Известно, что в конце 1267 г., когда велись переговоры с Новгородом, давний недруг Ордена архиепископ Альберт готовил заговор, чтобы изгнать братьев-рыцарей из Ливонии. В своем проекте он хотел положиться на шверинского графа Гунцелина (Gunzelin (Günzel) III. von Schwerin; ум. ок. 1274), который прибыл в Ливонию в качестве пилигрима. 21 декабря 1267 г. Альберт и Гунцелин подписали соглашение, по которому граф становился защитником и управителем (advokatus) всех земельных владений архиепископа. Предполагалось, что Гунцелин отправится в Германию, где соберет войско и, вернувшись, наведет порядок в Ливонии, где военной силе Ордена фактически никто не противостоял. Однако заговор ни к чему не привел. Граф собрать армии не смог, а орденские братья вскоре разузнали о случившемся и арестовали архиепископа Альберта
