), в 1232 г. — Иоганн из Англии (Johannes de Anglia), а в 1234 г. Вернер Венецианец (Wernerus Wenethisce)[1191]. На протяжении XIII в. фиксируется деятельность большого Любекского семейства Курляндцев (de Kuren)[1192], а также носителей похожих фамилий Kuro, Curo, Cure и даже Curow (Kurow)[1193]. Примечательно, что в материалах XIV–XV вв. таких имен почти нет. Преобладающими становятся иные прозвища и более узкий географический охват. Участники городской жизни Любека — это теперь исключительно коренные горожане и лишь иногда представители иных германских городов или областей. Теперь если и встречаются, то Генрих из Ревеля (Henrich de Revele) или Годшальк из Феллина (Godscalc de Vellin)[1194]. Но XIII в. предоставляет немало примеров социальной мобильности. И городской патрициат Любека оказывается заметно менее консервативен, чем в том же Новгороде. Для нас особенно интересно проследить или хотя бы только зафиксировать в западноевропейских источниках упоминание людей, чье происхождение или профессия были прямо связаны с Русью. Показательно, что речь будет идти далеко не о рядовых бюргерах, но о членах магистрата, а иногда и о представителях рыцарского сословия.
В период с 1229 по 1245 г. одним из членов Любекского магистрата был Илья Рус (Русский)[1195]. В условиях орфографического непостоянства его прозвище писалось различно — Рус, Русо, Русский (Ruz; Ruze; Razo; Race; Rutherius), но личное имя, более чем необычное для Германии, неизменно Илья (Helgas; Helia; Elyas). В связи с характерным именем и прозвищем, казалось бы, можно утверждать, что перед нами любекский бюргер русского происхождения. Но не стоит торопиться. В те же годы, когда в Любеке отмечена деятельность бюргера Ильи Русского, в Германии была произведена первая письменная фиксация старинной верхненемецкой поэмы «Ортнит» (Ortnit), где сподвижником главного героя выступает также Илья Русский (Yljas von Riuzen; Riuze; von den Riuzen; künec von Riuzen)[1196]. С. Н. Азбелев считает, что речь идет об отражении в германском эпосе русских былин об Илье Муромце[1197]. Такие наблюдения могут свидетельствовать о идеоматическом значении имени Илья, которое выступало в неразрывной связи с прозвищем «русский» и свидетельствовало, прежде всего, о «восточном» происхождении носителя, но никак не именно о русской национальности.
О конфессиональной принадлежности Ильи делать заключения ещё сложнее, но так как он входил в магистрат, скорее всего, он считался вполне лояльным христианином. Стоит подчеркнуть, что Илья был далеко не рядовым или случайным членом магистрата. Он входил в пятерку самых влиятельных горожан. В перечнях членов магистрата он обычно упоминается на 3-м или 4-м месте[1198]. Этническая амбивалентность городских общин Балтийского региона в этом случае выступает особенно рельефно, так как именно в период деятельности Ильи Русского в городской администрации Любек предпринимал особенно интенсивные действия по освоению Прибалтики и вытеснению оттуда русского политического влияния. Как известно, любекские купцы были главными двигателями прибалтийской колонизации, приведшей в 1220–1240-е гг. к оформлению такого сложного государственного образования, как Ливония.
В конце XIII в. в любекских грамотах встречается Годеке Рус (Godeke Ruce), названный в одном из текстов Rucen[1199]. Его родство с Ильей Русским и вообще русское происхождение иначе никак не подтверждаются, хотя указатели дают огласовку его прозвища Ruze/Russe, что, скорее всего, соответствует корню прозвища Ильи.
Личные имена в XIII в. часто сохраняли этнические особенности, хотя, как мы указывали, на этом опасно основывать однозначные выводы. Так, среди упоминавшейся фамилии Курляндцев (Куршей) известен Иван Курляндец (Ywanus de Kuren)[1200], чье имя писалось далеко не как обычное для Германии Иоанн (Ioannus) и сильно напоминает русскую огласовку. Ниже рассмотрим обратный случай.
В грамоте, выданной Ревельским капитаном по поводу земельных владений монастыря Дюнамюнде в Ревеле 27 апреля 1257 г., среди свидетелей упоминается
