где правил салический закон *, воспринимались
почти как шутка. Кто — за редким исключением —
знает имя деда по материнской линии отцовской
прабабки? Однако человек, носивший это имя,
столь же значим в образующем нас сплаве, как и
предок, чье имя мы унаследовали. С отцовской сто
роны — а именно она интересует меня в данном
случае — у меня были четыре прадеда в 1850 году,
шестнадцать прапрадедов во II году *, пятьсот две
надцать в эпоху юности Людовика XIV, четыре ты
сячи девяносто шесть — при Франциске I, около
миллиона по смерти святого Людовика. Эти цифры
можно оспорить, учитывая перекрещивание родов,
часто один и тот же предок находился на пересече
нии разных линий, подобно тому как от одного узла
может отходить множество нитей. Вообще же мы
63
наследники целой страны, целого мира. Лучи угла,
в вершине которого мы находимся, раскрываются
в бесконечность. Если взглянуть на генеалогию с
этой точки зрения, то оказывается, что наука, так
часто служившая человеческому тщеславию, спер
ва воспитывает смирение благодаря осознанию на
шей малости в сравнении с множеством, с массой,
а затем вызывает головокружение.
Я говорю здесь только о кровных узах. Если
же иметь в виду передачу признаков, не поддаю
щихся анализу, то мы — единственные наследни
ки всей земли. Греческий поэт или скульптор,
римский моралист, родившийся в Испании, ху
дожник, происходящий от флорентийского нота
риуса и служанки гостиницы в апеннинской
деревушке, эссеист из Перигора, мать которого
была еврейкой, русский романист или скандинав
ский драматург, индийский или китайский муд
рец, возможно, повлияли на наше формирование
сильнее, нежели мужчины и женщины, чьими ве
роятными потомками мы являемся, будучи одним
ростком из миллиарда зародышей, погибающих
без толку в пещерах тела или в супружеских про
стынях.
Я не стану тратить время на то, чтобы просле
дить из поколения в поколение за Кленверками,
постепенно ставшими Креанкурами. Семья как та
ковая интересует меня меньше, чем род, род
меньше, чем группа, совокупность индивидов,
живших в одном и том же месте в одно и то же
время. Я хотела бы отметить аналогии, повторы,
совпадения и, напротив, расхождения в судьбах
64
известных мне потомков Кленверков, хотела бы
воспользоваться безвестностью и заурядностью
большинства моих героев, чтобы обнаружить дей
ствие некоторых законов, обычно скрытых от нас,
когда на авансцене истории находятся слишком
значительные действующие лица. Терпение! Че
ресчур быстро добираемся мы до тех, кто во вре
мени совсем от нас близко, нам кажется, что о
них нам почти все известно; слишком быстро до
бираемся мы до самих себя.
Прежде всего следует поставить крест на боль
шинстве альянсов с испанцами, это всего лишь ле
генда, прочно бытующая во многих семьях на
севере Франции. Из всех изученных мною лишь
два брака оказались подлинными, но они не каса
ются меня впрямую, подобные союзы заключались
главным образом в среде высшей аристократии,
усердно посещавшей Мехелен, Вальядолид, Мад
рид, Вену и их дворы. Не приходится также особен
но рассчитывать ни на адюльтерные похождения
арагонских или кастильских капитанов-соблазните
лей, ни на более грубые забавы солдат герцога Аль
ба или Александра Фарнезе: в их армиях было
столько ж е , если не больше, тевтонов, албанцев,
венгров и итальянцев, что и обладателей sangre
azul 1. То же справедливо и в отношении латинской
крови, которой наивно-мелкое тщеславие наделя
ло всякого француза, по крайней мере в те време
на, когда политический флюгер смотрел на юг:
1 Голубая кровь ( исп.).
65
римские солдаты, защищавшие от варваров Кастр
или Баве, чаще всего сами были варварами. Следо
вало бы проверить и другие экзотические родст
венные связи. У Бисвалей бытовали на этот счет
две противоречащие друг другу легенды: согласно
одной, они происходили от дворянина — торговца
стеклом из Богемии, поселившегося во Фландрии;
по другой версии, сообщенной моему деду непос
редственно его матерью Рен Бисваль де Бриард, их
предок был швейцарским офицером на француз
ской службе и, стало быть, мог сражаться при Ма-
риньяне или Серизоле, ибо Бисвали обосновались