вищной и высокой возможностью выбора.
В комиксах и научно-популярной литературе
этот Адам, не снискавший себе славы, предстает
перед нами как волосатая зверюга, потрясающая
палицей: образ, весьма далекий от иудейско-хри-
стианской легенды, согласно которой первобыт
ный человек мирно бродит в тенистых кущах, еще
дальше он от микеланджеловского Адама *, про
буждающегося в своем совершенстве при сопри
косновении с перстом Божьим. Разумеется, он был
зверем, человек, разбивавший камни и умевший
обрабатывать их, потому что та же звериная сущ
ность сидит и в нас, но эти свирепые Прометеи изо
брели огонь, стали варить пищу, догадались
окунуть в смолу палку, чтобы рассеять ночной
мрак. Они лучше нас умели отличать питательные
растения от ядовитых, от тех, что не кормят, а вы
зывают странные сновидения. Они заметили, что
летнее солнце при заходе смещается к северу, что
некоторые звезды вращаются вокруг зенита или
точно перемещаются вдоль Зодиака, тогда как дру-
40
гие, напротив, капризны в своем движении и пови
нуются смене лунных месяцев или времен года;
они использовали эти знания в ночных и дневных
путешествиях. Эти звери, без сомнения, придума
ли пение, сопровождавшее работу, развлечения и
горе вплоть до нашего времени, когда человек поч
ти разучился петь. Рассматривая их фрески, чувст
вуешь заключенный в них ритм, и кажется, можно
угадать монотонность их молитв или заклинаний.
Анализ почвы в погребениях указывает на то, что
они хоронили мертвых, положив их на ковер из
цветов, разложенных в сложном порядке, и, быть
может, так же поступали старухи во времена
моего детства, раскладывая цветы на пути религи
озных процессий. Эти первобытные Пизанелло и
Дега испытали странную, непреодолимую потреб
ность художника отобразить реальный, копоша
щийся мир в образных формах, родившихся в их
воображении, зрении, под их рукой.
Наши этнологи работают всего в течение века,
но нам у ж е известно, что существовали первобыт
ные мистика и мудрость и что шаманы отважива
лись пускаться в ночной путь по тем же дорогам,
что и гомеровский Одиссей или Данте. С высоко
мерием мы отказываем людям прошлого в воспри
ятии, подобном нашему, с пренебрежением видим
в пещерных фресках лишь продукт магии, имею
щий сугубо утилитарный характер: взаимоотноше
ния между человеком и животным, с одной
стороны, между человеком и искусством — с дру
гой, на самом деле гораздо сложнее и глубже. С
той же надменностью мы склонны относиться и к
41
постройке соборов, умаляя их истинную цен
ность, воспринимая их либо как результат чудо
вищного торга с Господом Богом, либо как
тяжкую повинность перед алчными попами-тира
нами. Оставим подобные упрощения для Омэ *.
Ничто не мешает предположить, что колдун в до
исторические времена перед изображением би
зона, пронзенного стрелами, испытывал в
определенные моменты то же волнение и то же
рвение, что и христианин перед принесенным в
жертву агнцем.
Их, искусников, умельцев неолита, отделяют
от нас всего каких-нибудь три сотни поколений,
за ними по пятам пойдут технократы эпохи меди
и железа, они были мастерами, ловко производя
жесты, бесчисленное количество раз повторяв
шиеся человеком вплоть до предшествовавшего
нам поколения; они строили хижины на сваях и
складывали каменные стены; выдалбливали ство
лы деревьев, превращая их в лодки или гробы; де
лали горшки и корзины; жили в деревнях, где на
задних дворах бегали собаки, стояли ульи и мель
ничные жернова; они пасли стада, заключив с жи
вотными, ставшими домашними, договор, который
всякий раз расторгала смерть; для них лошадь и
колесо появились вчера вечером или появятся за
втра утром. Голод, поражения, страсть к приклю
чениям, ветры, которые будут дуть с востока на
запад и через пятьдесят столетий, во времена на
шествий варваров, занесли их сюда, как это было
или будет с их предшественниками и преемника
ми. Тонкая веревочка то и дело свивается из ос-
42
татков рас вдоль этого побережья подобно тому,
как после бури на дюнах остается бахрома водо
рослей, ракушек и обломков деревьев, выброшен
ных морем. Эти люди похожи на нас: встав с ними
лицом к лицу, мы узнали бы присущие нам чер
