— Как долго этот дом пустовал? — спросила миссис Ланкастер, довольно резко прервав его болтовню.
Мистер Раддиш (он же «Раддиш и Фоплоу») слегка смутился.
— Э-э… некоторое время, — неопределенно ответил он.
— Так я и думала, — сухо произнесла миссис Ланкастер.
Тускло освещенный холл был зловеще-мрачным и холодным. Более впечатлительной женщине стало бы не по себе, но миссис Ланкастер оказалась на редкость здравомыслящей особой. Она была высока ростом, с густыми темно-каштановыми волосами, чуть тронутыми сединой, и очень холодными синими глазами.
Она обошла весь дом от подвала до чердака, время от времени задавая толковые вопросы. Закончив осмотр, миссис Ланкастер вернулась в одну из гостиных, окнами выходящую на площадь, и решительно обратилась к агенту:
— С этим домом что-то неладно?
Мистер Раддиш был поражен.
— Конечно, помещение без мебели и жильцов всегда выглядит немного мрачным, — слабо отпарировал он.
— Вздор, — сказала миссис Ланкастер. — Арендная плата смехотворно мала. Этому должна быть какая-то причина. Ходят слухи о привидениях?
Мистер Радиш нервно вздрогнул, но ничего не сказал.
Миссис Ланкастер проницательно всматривалась в него. Спустя несколько мгновений она заговорила снова.
— Разумеется, всё это полная чепуха. Я не верю в призраков и прочую чертовщину, и меня бы это не смутило. Но слуги, к несчастью, весьма легковерны и пугливы. Не будете ли вы так добры объяснить мне, что послужило причиной слухов?
— Я — э-э… в самом деле не знаю, — запинаясь, проговорил торговый агент.
— А я полагаю, знаете, — спокойно произнесла леди. — Я не сниму этот дом, пока не выясню, что здесь произошло. Убийство?
— О нет! — вскричал мистер Раддиш, возмутившись при одной мысли о событии, столь неуместном в таком респектабельном квартале. — Это… это был всего лишь ребенок.
— Ребенок?
— Да.
— Мне неизвестны все подробности этой истории, — продолжал он неохотно. — Одни говорят так, другие этак. Но кажется, около тридцати лет назад этот дом снял приезжий, назвавшийся Уильямсом. Никто ничего о нем не знал. Он не держал слуг, ни с кем не завел дружбы и редко показывался на улице днем. У него был ребенок, маленький мальчик. Месяца два спустя Уильямс отправился в Лондон, — и не успел он приехать в столицу, как полицейские узнали в нем преступника, объявленного в розыск. Не знаю, в чем именно его обвиняли, но это было что-то очень серьезное, потому что он предпочел застрелиться, лишь бы не попасть в руки правосудия. Тем временем мальчик оставался один. У него было немного еды, и он день за днем ждал возвращения отца. К несчастью, ребенок слишком точно следовал отцовским указаниям: ни в коем случае не выходить из дома и ни с кем не говорить. Он был робким болезненным малышом, ему и в голову не пришло нарушить запрет. Соседи, не знавшие об отъезде его отца, часто слышали по ночам одинокие рыдания в пустом, заброшенном доме.
Мистер Раддиш помолчал.
— И… э-э… ребенок умер от голода, — закончил он таким тоном, будто всего лишь объявил, что собирается дождь.
— Значит, это призрак ребенка якобы посещает дом? — спросила миссис Ланкастер.
— На самом деле ничего такого нет, — поспешил заверить ее мистер Раддиш. — Никто ничего не видел, просто люди говорят — глупости, конечно, — но они говорят, что слышат детский плач.
Миссис Ланкастер направилась к выходу.
— Мне очень понравился этот дом, — сказала она. — Вряд ли я найду что-нибудь лучшее за такую цену. Я все обдумаю и сообщу вам о своем решении.
* * *
— Очень мило, не правда ли, папа?
Миссис Ланкастер с удовольствием озирала свои новые владения. Яркие ковры, до блеска отполированная мебель и множество безделушек совершенно преобразили мрачный вид номера 19.
Она обращалась к сутулому худому старику с тонким лицом мечтателя. Мистер Уинбурн совсем не походил на свою дочь; невозможно представить себе контраст более разительный, чем между ее трезвым практицизмом и его отрешенной задумчивостью.
— Да, — ответил он, улыбаясь, — никому и в голову не придет, что здесь обитает призрак.
— Папа, не говори глупостей! Да еще в наш первый день на новом месте.
